«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война

В конце февраля 1944 г. положение на фронте стало критическим, и Духовная миссия переехала в Тирасполь, а затем в Измаил. При этом за неделю до эвакуации Миссии ее начальник епископ Антим (Ника) приказал настоятелю кафедрального Свято-Ильинского собора иеромонаху Антиму (Табаку) срочно вывезти из соборной ризницы в г. Аккерман семь архиерейских облачений и другие церковные ценности, привезенные из Херсона архиепископом Антонием (Марценко). 31 июля 1944 г. приехавший через Румынию в Белград владыка Антоний в докладе Первоиерарху РПЦЗ отметил недопустимость подобного поступка и попросил написать Румынскому Патриарху о необходимости возвратить вещи Архиерейскому Синоду РПЦЗ, а в будущем — Херсонской епархии. 17 августа митрополит Анастасий действительно написал об этом деле Патриарху Никодиму, указав, что передачу вещей Архиерейскому Синоду можно осуществить при помощи немецкого военного командования или через представителя Русского охранного корпуса в Бухаресте. Однако вскоре Румыния объявила войну Германии, и просьба владыки не была выполнена[1045].

Когда с приближением фронта румынские клирики «Заднестровья» покидали приходы, их места занимали эвакуировавшиеся из Восточной Украины священники украинского и русского происхождения, пользовавшиеся несравненно большим доверием и любовью народа. Часто происходило, что приходы по-настоящему «расцветали» только с новым славянским пастырем в короткий промежуток времени, оставшийся до прихода советских войск. Управление церковной жизнью «Заднестровья» в это время — после эвакуации Миссии (в начале марта) — взял на себя настоятель Одесского Свято-Пантелеимоновского монастыря, выходец из Бессарабии игумен Василий (Солтици)[1046]. Но он оставался на этом посту недолго, 28 марта советская армия освободила Николаев, а 10 апреля 1944 г. — Одессу.

Следует отметить, что, несмотря на благоприятные внешние условия, развитие церковной жизни на Юго-Западе Украины в годы войны испытывало серьезные затруднения. Активно проводившаяся Миссией румынизация не могла вызвать резонанса в украинском и русском населении «Заднестровья». Без этого негативного фактора успехи церковного возрождения были бы еще больше, хотя в целом ситуация в Транснистрии оказалась значительно благоприятнее, чем в немецком рейхскомиссариате «Украина».

Не только миссионеры, но и часть русских и украинских клириков «Заднестровья» в начале 1944 г. была эвакуирована в Бессарабию, однако здесь их встретили настороженно. Измаильской епископией была создана специальная комиссия по проверке документов священников-беженцев. Отказавшихся проводить румынизацию населения клириков комиссия передавала румынской жандармерии для их отправки в концлагеря. Даже не вызвавших подозрения комиссии русских и украинских священников чаще всего не допускали к занятию приходов, лишали их права церковного служения[1047].

В марте 1944 г. советские войска выбили немцев из Северной Бессарабии, однако остальная часть края еще несколько месяцев оставалась в руках оккупантов. В этих условиях значительная часть военнообязанных молдаван не желала воевать и скрывалась в лесах, нередко помогая советским партизанам. Активную помощь партизанским отрядам оказывала и братия целого ряда православных монастырей, прежде всего, Гинкуловской и Цыганештской обителей.

По свидетельству архимандрита Варлаама (Кирицы), «братии Гинкуловского монастыря пришлось дорого поплатиться за свой патриотизм: их раскрыли румынские военные власти и увели пешими несколько сот верст, более старые из них погибли в дороге. Такой же патриотизм оказали и те священники, что остались на своих местах и своим примером поддерживали веру в советское правительство в сердцах своих прихожан. Лишь один епископ Ефрем, чуждый пастве и ее славянскому энтузиазму и патриотизму, ютился на архиерейской даче за Кишиневом, очень страшась Советов, живота своего ради. Решившись наконец выехать в Гербовецкий монастырь на Троицын день, он вернулся с 22 версты от Кишинева, т. к. немецкие власти не разрешили дальнейший проезд частным машинам и еп. Ефрем ни за что на свете не расставался со своим авто. И в Кишиневе-то он пребывал вынужденно, вследствие категорического приказа румынского правительства выехать всем чиновникам на свои места (в случае неподчинения они лишались своей ставки). Но уже его роль, как хозяина епархии, сводилась к нулю: те из священников, которые вместе с ним приехали из-за Прута на время, опасались, что архиерей их подведет и улизнет вовремя от советских воинских частей, оставляя их на произвол судьбы»[1048].