Господь мой и Бог мой. Евангельские чтения. В помощь открывшим Евангелие

Изголодавшись вдали от дома, переживает не о том, что отца оскорбил и вообще повел себя как свинья – нет у него в этом смысле никакой метанойи, – а о том, что есть нечего. Ноет под ложечкой – а там, у отца, даже последний наемник ест вволю. Что ж, пойду, попрошусь, унижусь… авось не откажет, примет в число наемников своих и накормит… Стыд не дым, глаза не выест, а даже если и выест, голод режет больнее.

Конечно, он раскаивается в своем уходе, но раскаивается именно из-за последствий для себя, а не потому, что глубоко осознал свой грех. И, расточив отцовские блага, идет домой не за наказанием, а за новыми благами, конечно, куда как более скромными – за куском батрачьего хлеба.

Это совершенно не то, о чем мы обычно слышим в проповедях.

Но Христос говорит: и этого достаточно, чтобы вернуться. Достаточно, чтобы отец выбежал тебе навстречу. Если тебе плохо и голодно – иди к Богу, хоть бы ты и не был готов искренне понять и признать свой грех. Не можешь – так не можешь, погоди с этим, не страшно. Иди, потому что без Него ты умрешь от голода, а это не нужно ни тебе, ни Ему.

Бог не ждет, чтоб мы приползли к Нему на коленях, все глубоко поняв и осознав, а без этого-де не смейте и соваться, грешники нераскаянные.

Можно прийти к Богу за утолением любого голода, за утешением в любой скорби, можно даже ища не Его, а лишь того, что от Него. «Поискал Исуса не ради Исуса, а ради хлеба куса», – неодобрительно говорят люди, но Господь отвечает: да, иди, иди ради хлеба, не бойся.

Все остальное – уже вместе с Ним, в Его объятиях. Тем более что без Его объятий, без Его принятия, в отстраненности и ощущении себя чужим Ему подлинное раскаяние в сотворенном зле и невозможно. Наше покаяние – дитя Его любви и доброты.

Для младшего сына перелом наступает, когда он встречается с отцом, и тот бросается ему на шею: сынок! И сын уже ничего не просит, только плачет: согрешил я, больше недостоин называться твоим сыном. Уже и голод забыт, и дурацкий план «стану наемником и наемся» тоже.

Потому что порыв отца воскресил любовь в сердце сына, а перед этой любовью и стыдом от сотворенного померк даже голод. Отец покрывает его своей любовью, а сын плачет под этим покровом, ничего уже не прося, просто признавая себя виновным. Покаяться теперь важнее, чем насытиться.

А Он не просто помилует – Он даст все, что у Него есть: простит, и насытит, и оденет. И не допустит никакого нашего унижения, даже если мы его помышляем в качестве расплаты за грех и за скудные блага, как помышлял блудный сын, готовый в уплату за кусок хлеба на стыд батрачества и перед отцом, и перед братом, и перед слугами, и перед соседями.

Не нужно Ему ни слез наших, ни унижений.

Ему нужны только мы под Отчим кровом.

Жалость и справедливость

…И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его (Лк. 15:20).

Мне бесконечно нравится в этой фразе слово «сжалился». Вся справедливость отцовская не устояла перед видом бредущего к нему несчастного провинившегося сына, хотя тот заслуживал, будем уж честны, как минимум хорошей порки, а вообще-то и действительно отлучения от родства. Можно было в шею прогнать: что сам себе избрал, туда и иди.

Это было бы по-человечески справедливо.

Но страдания сына-грешника, его лохмотья, его пусть самые-пресамые заслуженные слезы невыносимы любящим глазам отца. Вина забыта, осталось только сострадание и желание обнять, поднять, обогреть, накормить. Избавить и от мук совести, и от телесных мук. С избытком дать все, чего ему не хватает, от еды до любви.

Вернуть сыновнее достоинство. Восполнить все, что тот потерял. И еще пир закатить, чтоб не просто «ну пришел – заходи, так и быть, мы все забудем, но веди себя теперь прилично», а чтоб было много радости и никаких попреков.

Мы в Его прощении ищем помилование и избавление от наказания, а Он дает и милость, и радость, в которой нет места никакому ущербу и никаким последствиям греха.

Мне кажется, это очень хорошо объясняет, как сочетаются милосердие Божье и Его справедливость.

Пока грешник пребывает вдали от Отца, пока не обращается за милостью, пусть и в таком куцем, урезанном варианте, в котором думал обратиться блудный сын, над ним Его справедливость. Она состоит не в каре за грех, а в том, чтобы оставить грешника с последствиями греха, не изымая его из-под этих последствий.

Это не кара; карой были бы намеренные мучения там, где возможны другие варианты. Например, оставь тебя Бог в покое – и тебе будет хорошо, а Он нарочно делает тебе плохо.

Но если ты не желаешь милости и желаешь остаться со своим грехом, если грех тебе дороже всего остального, то ничего, кроме последствий твоих же безумств, тебе и не остается. Господь просто не встает между вами и тебя не прикрывает. Ешь полной ложкой, может, осознаешь, что было не так в твоей логике.