Господь, мы поднимаемся

И ещё он рассказывал о других детях, о тех, которые приняли муки и смерть, но так и не отреклись от Господа нашего Иисуса Христа. Он говорил, что эти малолетние мученики всё-таки попали в Царство Божье, к которому так стремились, что они всё-таки дошли до небесного Иерусалима, вот только их путь превращения в ангелов оказался слишком страшным, не таким, каким они себе его представляли.

Рассказывая о них, монах плакал.

Но это всё в будущем.

А пока Гуго Феррус и Гийом Поркус снова и снова рассказывали всем, как дети целовали Святую землю, выходя из шлюпок.

Крестоносцы

Водный путь в Каир заканчивался пристанью на Ниле. По низким берегам, где проходила граница разливов мутной реки, темнела полоса густой зелени. Шевелились на слабом ветру верхушки пальм. На прибрежной кромке по вязкому илу ходили длинноногие бело-чёрные аисты. Зеленели заливные поля.

За границами разливов растительности становилось всё меньше. В мареве солнца до горизонта простирались кварталы глинобитных домов с тесными внутренними двориками, с редкими пыльными деревьями. Великий город, возникший на самой заре человечества посреди мертвой пустыни. Полуразрушенные стены старинных крепостей, лабиринты кривых улочек, кучи мусора на пустырях, лавочки, многолюдные базары, заброшенные святилища древнего бога Ра и минареты в честь нового бога Аллаха.

За городом находилась долина Гизы, где пирамиды, высеченное из камня гигантское человеческое лицо Сфинкса, с загадочной улыбкой тысячелетиями смотрящее на восток, словно зная, что однажды там вместо солнца покажется нечто совершенно другое, и в этот день мир людей кончится.

Кроме поросшего пальмами берега реки, единственным зелёным пятном над городом виднелась возвышенность Мокаттан. На возвышенности располагалась цитадель и дворец султана аль-Малик аль-Адила. От внешнего мира, от суеты и шума нищих грязных кварталов цитадель защищала высокая каменная стена.

За стенами крепости всегда царила тишина. В тенистой прохладе тропических деревьев прямо на земле стояли золотые клетки с охотничьими соколами, в парках журчали искусственные родники, белели гравийные дорожки, обрамлённые аккуратно остриженным кустарником с ярко-красными суданскими розами.

Среди зелени деревьев пели, пересвистывались, щёлкали птицы.

В центре комплекса находился знаменитый спиралеобразный колодец Иосифа, уходящий почти на сто метров вглубь земли, достигающий дна Нила. На одном из подземных этажей колодца, не останавливаясь, ходил по кругу огромный чёрный бык с налитыми кровью глазами, вертя колесо, подающее воду в каменные бассейны дворца.

Дворец располагался в южной части цитадели. Неподвижные стражники в коричневых тюркских одеждах, не поднимая лица, никогда не смотря в глаза, стояли через каждые десять шагов, почти незаметные в тени деревьев. Смерть ожидала того, кто осмелился бы пройти по парку к дворцу без приглашения.

Там же, в южной части крепости, располагался гарем. Перед тем, как попасть в спальню султана, девушкам около года втирали в кожу ароматические масла. Внутри гарема всё обманчиво, всё мираж. Под масками улыбок таилась ненависть и соперничество. Несчастных молоденьких фавориток, привлёкших внимание султана, без тайного участия евнухов, находили по утрам мёртвыми, отравленными, с синими пятнами вокруг губ.

В западной части комплекса располагались конюшни и казармы мамлюков, мастерские ювелиров, дворцовая тюрьма и склады. Там же, в нише стены, находились огромные ворота, через которые в цитадель приводили рабов.

Семьсот детей вводили в ворота ранним утром, когда солнце только поднималось над Каиром. Над дорогой поднималась пыль.

Взгляды машинально отмечали стоящих у ворот стражников, тень тропических деревьев, уходящие вглубь парка гравийные дорожки, кусты с розами.

Одна из девочек помогала идти Марии, ведя её под руку в самом конце строя. Багровая полоса на горле ещё не сошла, вся шея была покрыта чёрными пятнами синяков. Девочка похудела до предела. Евнухи должны были её отсеять ещё на пристани, но она почему-то попала в общий строй. Самой Марии было всё равно, куда её ведут. Если бы ей предложили воды, она бы с жадностью попила; предложили бы отдохнуть, она тут же села бы на землю, при этом совершенно ничего не чувствуя внутри. Души словно не было. Все, отведённые ей на целую жизнь, эмоции источились, растратились ещё на корабле.