Читаем Господа Чихачёвы полностью

Фенелон предполагал, что с трехлетнего возраста и до совершеннолетия образование дочери напрямую или косвенно должно быть делом матери. От трех до семи («возраст разума» в традиционном богословии) мать должна была учить дочь – или следить за ее обучением – грамоте и основам веры… Затем следовало либо нанять гувернантку… либо продолжать учить девочку самостоятельно. Фенелон настаивал, что девочке следует давать как можно лучшее образование и что руководить этим – дело совершенно приличное для знатных дам, к которым он сам обращался. Хотя он был убежден, что мужчины и женщины от природы отличаются друг от друга (он полагал, что женщины более склонны к «моральной неустойчивости» и, в частности, к таким порокам, как легкомыслие), он был пылким сторонником женского образования как средства исправления этих недостатков, причем не только рассуждал от противного (что образование убережет девочек от греховных поступков), но и видел в нем и позитивную ценность: образование пробуждало в женщинах интерес не только к удовольствиям и любви, а также наделяло их чувством независимости, что было верно также и для матери-воспитательницы (поскольку той лучше было проводить время в классе, чем вращаться в grand monde)[813].

Андрей страстно верил в то, что дочь следует занять чем-нибудь более полезным, чем «вращение в свете», а его твердая убежденность в «важности хозяйки в доме», позволяет предположить, что отчасти образование Александры должно было состоять в подготовке к исполнению в будущем обязанностей в имении и что мать вполне естественным образом должна была стать здесь ее наставницей.

Единственный традиционный «талант» молодой дворянки, упоминающийся в документах, – это умение Александры играть на фортепьяно (на что был способен и Алексей), но Чихачёвы также нанимали немецкую гувернантку, что стоило недешево. В обязанности гувернантки обычно входили обучение благородных девиц манерам и, говоря словами таких советчиков, как Фенелон, развитие их «талантов». Искушенность в этих приличествующих дамам искусствах должна была сделать девушек более привлекательными невестами, и нет сомнения, что Чихачёвы надеялись на то, что, когда настанет время, Александра сможет вступить в достойный брак[814]. Вывод Келли, что «важнейшей задачей женского образования была подготовка к вступлению в брак по расчету, в котором нежные чувства будут играть самую последнюю роль», основан в первую очередь на ценностях дворян более высокого происхождения, чем Чихачёвы, но и в более скромном мирке последних брак все еще оставался невероятно важным делом для целых семей. Его заключение являлось не династическим шагом, а способом сохранения семейных владений и финансовой жизнеспособности в ситуации, когда нормой было раздробление наследства между детьми, а достойных женихов следовало еще поискать[815]. Если право собственности на землю не удавалось сохранить, семьи, подобные Чихачёвым, могли быстро обеднеть до такой степени, что их жизнь стала бы неотличима от жизни преуспевающих крестьян. Поэтому в дневнике 1831 года Андрей описывает ряд женских достоинств «и в одиночестве, и в замужестве», которые послужили бы девушкам в невестах гораздо лучше, чем в положении хозяек собственных имений: «…кротость, смирение, доброта, справедливость, чувствительность и сострадание к подвластным и ко всем»[816].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги