Читаем Господа Чихачёвы полностью

Сам, не соблюдая решительно никакой системы в хозяйстве, я однако же желал бы чтобы сын мой занялся хозяйством подельнее моего. Скажи в кратком чтении для первоученок, какие книги по вашему полезнее. А с этим вместе, изложите ваше мнение о том, как лучше заинтересовать молодого человека к хозяйству по выходе его в отставку: хоть ли вместе, или (если женится) дать ему усадебку за 50 верст от меня, готовую, издавна уж заведенную[820].

В письмах, написанных взрослым Алексеем после выхода в отставку, женитьбы и рождения детей, он выказывает как необычайно сильную привязанность к родителям, так и удивительную зависимость от советов отца. В 1860 году Алексей, женатый мужчина тридцати пяти лет, просит в письме «родительского совета». Ему предложили «частное место» на железной дороге во Владимире, причем с предоставлением «готовой квартиры». Он должен «смотреть за рабочими» и переводить письма с французского, помогая иностранному инженеру по имени Гребнер, которого нужно было сопровождать в поездках «по тракту». Жалованье составляло 40 рублей серебром в месяц – весьма скромный оклад для человека с образованием Алексея: «Все советуют не пропускать этого случая, но я без совета Вашего ни на что, никогда не решаюсь, а буду ожидать вашего мнения с великим нетерпением. Одно иметь надобно соображение, что не место красит человека, а человек место. Должность не трудная без ответственная, а приглашают людей частных и мало-мальски знающих франц. язык. Признаюсь нам с Анночкой очень хочется занять это место, но я без Вас колеблюсь решить <нрзб>, как Вы напишете, так пусть и будет»[821]. Несмотря на то что у него было свое, вполне определенное мнение, Алексей не готов был действовать без родительского одобрения. Очевидно, что он рос человеком ответственным и приятным, но всю свою жизнь оставался во многом зависим от отца (и умер годом раньше того)[822].

Тем не менее красноречивое примечание к записи 1831 года, сделанное Андреем в 1850 году, когда он перечитывал дневник, позволяет предположить, что в целом отец был доволен результатами своей образовательной программы. Шестым номером в списке составленных в 1831 году «законов» было: «Уроки Алешины поаккуратнее». В 1850 году Андрей приписал на полях: «Богу – благодарение»[823], – по-видимому, благодаря за благочестие, чувство долга и добродушие своего уже взрослого сына. Хотя Алексей не стал интеллектуалом и не проявлял никакого интереса к сложным идеям, он, по крайней мере, вполне соответствовал другим, нравственным критериям образовательной программы Андрея, и удовлетворение, выраженное отцом в этом примечании, свидетельствует, что они-то в конце концов и были для него важнее всего; в этом отношении, полагал он, его усилия увенчались успехом.

Глава 9

Просвещение для всех

К концу 1830‐х годов долги Чихачёвых были в основном выплачены, и в 1837 году Алексея отправили учиться в Москву. Сестра последовала за ним через два года, но заболела неизвестной «жестокой болезнью» и, по-видимому, была на какое-то время отослана домой. В 1841 году она поступила в московский пансион мадам Шрейер[824]. На следующий год Андрей и Наталья ненадолго перебрались в Москву, чтобы побыть с детьми, а затем вся семья совершила паломничество в Киев. Вскоре после возвращения, в 1843 году, они переехали в новый кирпичный дом, строительство которого (оно было начато в 1835 году) наконец завершилось. В начале 1840‐х годов Алексей, вероятно, учился в Московском университете, а к 1847 году поступил на службу в армию[825]. Год спустя Александра вышла замуж. С 1845 года, в период взросления детей и их отъезда из родного гнезда, Андрей все чаще задумывался о «нравственном руководстве» применительно к более широкой аудитории.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги