Господин

На этот раз мы не ломали копья на тему традиций в отношениях между мужчиной и женщиной в разных культурах. Терджан принес для меня словарь с английского на свой язык, и стал учить читать транскрипцию. Это было потрясающе, я чувствовала себя почти счастливой. Почему? Потому что теперь смогу общаться с разными людьми. Конечно, намного лучше вернуться на родину и общаться там, но пока это было мне не доступно.

— У тебя отличные успехи! — похвалил меня Терджан на третий день занятий. Мы смогли с ним построить простейший диалог в духе:

— Доброе утро! Как поживаете?

— Доброе утро. Прекрасно, спасибо. Отличная погода!

…

— Мне даются языки, — нескромно согласилась я.

— Какие еще ты учила, кроме английского?

— Немного немецкий. И свой родной я хорошо знаю.

— Наш пострьел везде поспьел, — вдруг ошарашил меня Терджан на очень ломаном, но вполне понятном русском и широко улыбнулся.

Я выпучила глаза:

— Как? Откуда?

Он пожал плечами и ответил уже по-английски:

— Было бы желание.

И я не удержалась — опять обняла его. На этот раз большие тяжелые мужские руки осторожно легли мне на спину. Они были очень горячими, как и твердая грудь, ясно ощущаемая через тонкую рубашку. Едва оказавшись в кольце рук Терджана, я тут же испугалась, что он может неверно истолковать мой порыв, и попыталась отстраниться, но он прижал меня к себе еще чуть сильнее и прошептал:

— Только одну секунду… — а отпустил через пять, не меньше.

Я не могла поднять на него глаза и схватила книжку, чтобы чем-нибудь занять руки. Терджан же смотрел мне в лицо не отрываясь — я чувствовала это по тому, как оно горело.

— Не бойся меня, — хрипло попросил он. — Я не сделаю тебе ничего дурного. Мне очень нравится, что ты меня не боишься…

Я закусила губу и с тоской подумала о том, что Пете бы отнюдь не понравилось, если бы он узнал, что я общаюсь наедине с каким-то охранником, а тем более обнимаю его.

— Мне не следует… — начала я, но не знала, как продолжить, чтобы не разозлить его. — Я не должна…

— Обнимать меня?

Кивок.

— Хорошо, не обнимай. Но видеться-то мы можем? Мы же учим язык…

Я снова кивнула. Он ведь скоро уедет, и больше мы, возможно, никогда не увидимся. У господина наверняка не возникнет желания вернуться в охотничий домик в ближайшее время, учитывая, на сколько его здесь задержали неприятные обстоятельства. Я поделилась этой мыслью со своим суровым другом, но он не согласился:

— Мы воспринимаем такие вещи иначе. Любые ситуации посылает Бог. Это дар, — он выразительно посмотрел мне в глаза.

— Дар? — удивленно переспросила я. — Застрять здесь вдали от дома, дел и гарема? Должно быть, ваш хозяин очень серьезно занимается духовной практикой, если способен так воспринимать подобные события.

— А ты не считаешь его своим хозяином? — вдруг уцепился Терджан за случайно оброненное мной слово.

— Разумеется, нет. Я рождена свободной, в свободной стране. У нас рабства нет, поэтому я никак не могу признать себя чьей-то рабыней.

— Но ведь это факт. Ты живешь здесь, и все, что с тобой происходит, происходит по воле господина.

Я покачала головой:

— Нет, я ни за что не соглашусь. Думаю, что признать этот факт внутри себя — то же самое, что сдаться и умереть душой.

— Ты странная девушка, Ева.

— Совершенно обычная. Может быть, ты просто не общался с другими девушками, попавшими в дом твоего господина так же, как я?

— Да, не слишком много. Но все же бывало. Все они безоговорочно признавали в нем хозяина.

Я пожала плечами:

— Ну а я не могу.

— Тогда почему ты делаешь то, что тебе говорят? Чистишь ботинки, моешь полы…

— Потому что это действия, которые и свободный человек может совершать для других. Поэтому я согласна обменивать их на то, чтобы остаться в живых. Эти действия не затрагивают душу.

— А какие затрагивают?

— Например, постель.

— Хочешь сказать, что между постелью и смертью выбрала бы смерть?

— Не колеблясь.

— Ты лжешь!

— Я не собираюсь ничего тебе доказывать и уверять. Достаточно того, что я сама о себе знаю.

— А что тебе нужно, чтобы… согласиться?

— Любовь.

— То есть, если бы ты полюбила господина…

— Исключено.

— Почему?!

— Я не смогу полюбить человека, который относится к людям как к вещам.

— С чего ты взяла, что он относится к людям как к вещам?

— Иначе он не приобретал бы людей себе в собственность.

— Это просто традиция.

— Да. Я не смогу полюбить человека, в чьих традициях есть такие вещи.

— Это глупо…

— Ты вправе относиться к этому, как считаешь нужным. Я только не понимаю, какая тебе разница, смогла бы я лечь в постель твоего господина или нет. Ты сам сказал, что спать с такими, как я, ниже его достоинства.

Терджан вдруг нахмурился, лицо его потемнело.

— Я просто пытаюсь понять тебя, — глухо пробормотал он. — Ты необычная, не похожа ни на одного из людей, которых я знаю…

Помимо языка, Терджан также взялся рассказывать мне о традициях и культуре своей страны. На следующий вечер он принес путеводитель по столице, демонстрировал яркие красивые фото с храмами и дворцами.

— Это знаменитая лестница, названная в честь пророка Эбу. В ней ровно тысяча ступеней, и она ведет к самому почитаемому храму в стране.