Господин Фицек

Мартон хорошо пел. Мечтал, что когда-нибудь отец отдаст починить скрипку, валявшуюся на чердаке, на которой играл в молодые годы. А теперь он, Мартон, будет играть и станет музыкантом. Иногда воображал, что лежит смертельно больной и просит дать ему только скрипку, и когда дают ему, он прижимает ее к себе. Может, он где-нибудь прочел об этом, может, сам придумал. Но мальчик до того упрашивал отца, что тот пообещал: «Если когда-нибудь у меня будут деньги, я отдам ее починить».

Если шел дождь, Мартон часами мог смотреть на капли, и его охватывала невыразимая грусть, а когда в школе, еще в первом классе, ему читали:

Горит заря на гребне гор,
В морозной ризе дремлет бор.
Деревья голые торчат,
Ручьи, замерзнув, не журчат… —

горло его сжимали слезы. Но несмотря на все это, он был веселым, живым, шустрым и быстрым в движениях мальчиком; он унаследовал сильную и умелую руку ремесленника, ловкие, гибкие пальцы. Он очень любил петь, играть; уличные драки ненавидел, но, если его все-таки удавалось втянуть, он дрался страстно и неистово. Ввиду того что у него были только братья, девочки приводили его в замешательство, и он избегал их, хотя иногда уже думал о них. Особенно мучил его вопрос: как появляются на свет дети? Он никак не мог догадаться; приятели его знали так же мало, как и он, а спросить взрослых они боялись.

На одном конце улицы Луизы жили проститутки самого низшего пошиба, которые зазывали «гостей» на улице. Когда отец по вечерам посылал его за чем-нибудь к торговцу кожей, он одним глазом косил на ту сторону улицы, где были женщины. Но идти по той стороне он не осмеливался — боялся их. Кто-то из ребят внушил ему, что эти женщины носят ботинки с железными носками, и, если их разозлить, они ударяют башмаком с железным носком между ног, — и в особенности ненавидят мальчиков.

В эти годы, да и много позже он верил всему, что ему говорили, — он боялся этих женщин, и только одним глазом смотрел на них, убыстряя шаг.

…Итак, утром, еще перед завтраком, он получил стакан молока, для того чтобы стать сильным, — «только надо выпивать одним духом». Остальные ребята так же ненавидели молоко, как он, но теперь все-таки завидовали Мартону, потому что им занимались отдельно. Так же завидовали они ему из-за грыжевого пояса. Так как он много плакал, то в два года получил грыжу. Это было много лет тому назад, когда он был маленьким, и тогда, пользуясь своим положением, он гордо показывал свой пояс и хвалился: «У меня есть грыжевый пояс, а у тебя нет».

…Он выпил свое молоко, позавтракал. Светило жаркое августовское солнце. Мать поручила ему самого младшего Фицека, Белу, чтобы он пошел с ним на воздух вместе с остальными.

— Но смотри за ними.

Белу положили в самодельную коляску из ящика для сахара, полученного в подарок от дяди Иллеша за услуги. Четыре катушки от ниток служили колесами. В переднюю стенку ящика вбили два гвоздя, к ним привязали веревку, и так они возили по улицам самого младшего — это было значительно удобнее, чем таскать на руках. Мартон сунул в карман шарики и «жучок» и пошел играть на площадь Текели. С ним отправились маленький Лайчи, Пишта и Банди. Белу в колясочке он тянул за собой. Катушки пронзительно скрипели.

Сперва играли в «жучка». Но в него трудно было играть, потому что Мартон не хотел оставлять маленькую коляску где-нибудь под деревом, а если все время тянуть за собой, это портило всю игру. Да кроме того, летящий деревянный «жучок» мог попасть младенцу в голову.

Они начали катать шарики. Лайчи, Банди и Пишта некоторое время шли рядом с ним и наблюдали за переменной удачей игры. Одной рукой Мартон катал свои шарики на шарик неприятеля, а другой тянул ящик из-под сахара, превращенный в детскую коляску.

— Ставь кра́ди! — кричал Мартон.

На их языке это значило, что шарики надо поставить в прямую линию.

— Кра́ди готово! — отвечал противник.

— Шупуцц! — кричал снова Мартон.

Это означало, что на земле между двумя шариками лежит препятствие: лужица, клочок газеты, лошадиное яблоко, и в обязанность неприятеля входит уничтожение этого препятствия, прежде чем Мартон начнет катить шарик.

Он начал играть с девятью шариками, а теперь у него было всего три. Напрасно он старался, игра шла плохо. Одной рукой он катил шарик, другой тянул за собой коляску.

— Кани три! — крикнул ему неприятель.

И Мартон поставил на канализационное отверстие свою голую ступню, чтобы шарик не укатился туда, а то ему придется платить штраф — три шарика.

Он начал выигрывать, и у него было уже восемь шариков. «Если еще раз выиграю и получу столько же шариков, сколько принес, кончу играть», — думал он, продолжая игру.

В это мгновение поднялся шум. Люди подбежали к трамвайным рельсам, туда, где стоял желтый вагон. Пишта и Банди были рядом с ним, а Лайчи не было нигде. Напрасно Мартон окликал его по имени — он не появлялся.

Оставив коляску на тротуаре, Мартон побежал к трамваю, где собралась толпа.