Господин Фицек

— Венгрия должна из феодального государства, — говорил оратор, — превратиться в государство капиталистическое, и эта необходимость определяет основную тактику партии. Социал-демократические рабочие в первую очередь должны бороться, — он обратился, как казалось Новаку, прямо к нему, — за то, чтобы Венгрия превратилась в буржуазно-демократическое государство в европейском смысле этого слова.

В голове Новака промелькнуло:

«Как же так? Разве у нас нет капиталистов, одни только помещики? А я на кого работаю, не на капиталиста?.. Я и миллионы других рабочих… Венгрия ведь не только крестьянская страна… Нет, здесь опять что-то неладно… Ну, а если мы станем буржуазно-демократической страной, тогда уже разве все в порядке? Разве задача социалистов сводится только к тому, чтоб помочь буржуям забраться в седло, а потом снова быть под ними клячей? Почему не говорит он о том, что дальше будет?»

— Поэтому наш основной вопрос — вопрос о всеобщем избирательном праве, — продолжал оратор. — Поняли, товарищи? — крикнул он прямо в сторону Новака. — Поэтому нужно сконцентрировать все силы для завоевания избирательного права, поэтому надо закрепить завоеванное и до тех пор не идти дальше. Поэтому надо срезать все наросты с тела партии и союзов и пресекать все стремления, направленные в другую сторону. Поэтому дисциплина является первостепенным вопросом. Избирательное право! Вот та ось, вокруг которой и в дальнейшем должно вращаться все наше движение!

«Плюральное, — думал Новак, — десятерым один голос, одному десять… и это правильно? Главное, чтобы мы попали в этот парламент? Может быть… Сначала обдирка…» — И Новак закрыл глаза. Теперь он уже был убежден, что Шниттер заметил его и обращался прямо к нему.

А Шниттер, опытный оратор, не смотрел ни на кого, только менял положение тела и головы, чтобы все в зале думали по очереди: «Теперь он говорит мне».

По окончании доклада Новак подошел к эстраде.

— Товарищ Шниттер!

— А! — вскричал Шниттер, собирая свои записки. — Честь имею! Я видел вас в зале… Где вы сидели? Да, налево… Так вы здесь? Где работаете? На прокатном заводе?.. Да, да, слышал, очень рад… Главный доверенный? Ну, вот видите! Да, старая гвардия не сдается… Не навестите ли меня вечерком в гостинице?.. Тридцать седьмой номер… Да, часов в девять… Ну, всего доброго! Непременно жду вас… Да, это важно и для вас… Очень рад.

Новак распрощался и уже собирался уходить.

— Замечательный товарищ, — обратился Шниттер к секретарю дёрской организации так, чтобы услыхал Новак. — Превосходный товарищ и изумительный токарь.

«Наверно, прав все-таки он, ведь он в десять раз умнее меня», — думал Новак, выходя.

И вечером, принарядившись, ровно в девять часов он пошел в гостиницу «Роял», где остановился Шниттер.

2

Геза Шниттер родился в Бихаре, в деревне, где большинство населения состоит из румын, а венгерских поселенцев совсем немного. Отец его учительствовал и с решительным усердием, как истый шовинист, вколачивал в головы румынских детей чуждый им язык, сам же он получил в наследство от отца два языка — немецкий и венгерский.

Самого себя отец Шниттера считал национальным героем, которого страна поставила на опасный пост, где надо защищать венгерское слово, превосходство тысячелетней венгерской культуры и венгерского племени.

Когда он окончил будапештские курсы по подготовке учителей, ему пришлось сделать выбор между преподаванием в столице и работой в провинции. Он избрал провинцию Бихар. Коллегам своим он рассказывал о благородном призвании учителя венгерского языка и о долге защищать на окраинах язык своей родины, но для него самого при решении сыграла немалую роль годовая надбавка в двести форинтов, которую министерство просвещения давало венгерским учителям, едущим на окраины «из благородных побуждений». С течением времени происхождение этой надбавки в двести форинтов было забыто, и осталось только благородное чувство «призвания». Старик не раз отзывался с презрением о тех учителях, которые не желают понять основных интересов святой короны: важности распространения венгерского языка и т. п.

Надо признать, что двухсотфоринтовую надбавку он заслужил честно. Когда в первую группу приходили румынские детишки, ни звука не понимавшие по-венгерски, старик Шниттер в своем бесконечном усердии не произносил ни одного слова не по-венгерски, и каждый год возобновлялась та же борьба между учителем-венгерцем и детьми, говорившими только по-румынски.