Господин Фицек

— Пиши, сынок мой дорогой: семьдесят пять союзок по форинту пятьдесят… Есть! Сто двенадцать форинтов пятьдесят крейцеров. Материал, кожа для союзок — сорок форинтов, подошвенная кожа — двадцать четыре форинта, остальные мелочи — четырнадцать форинтов. Сколько получилось? Да, семьдесят восемь форинтов. Итак, остается тридцать четыре форинта пятьдесят крейцеров. Освещение, страховая касса — три форинта, остается тридцать один форинт пятьдесят крейцеров. Хорошо… хорошо!.. Можешь идти.

«И квартирная плата, и моя работа… Кожа вздорожала, а Поллак больше не платит. Чтоб я покупал еще более дешевую кожу? Но если более дешевой кожи нет?.. И моя работа… Ведь я ничем другим, кроме этого, не занимался, только помогал ученикам… Ну, да пока научатся… семеро учеников. Кто получает от них прибыль? Поллак, Поллак…»

— Берта! Нельзя ли что-нибудь сэкономить на ученических харчах! Смотри, на их харчи остается тридцать один форинт.

— Нельзя! Должны же они что-нибудь есть.

— Поди сюда, Отто… Пиши… Сколько хлеба они съедают? В день каждый по полкило — это три с половиной кило… в неделю двадцать пять килограммов, по шестнадцать крейцеров… сколько это выходит?.. Четыре форинта — только хлеб! Два раза в неделю мясо, два раза по два кило — четыре кило… Это два форинта пятьдесят два крейцера. Сало — три форинта, кофе, молоко — три форинта, мука — три с половиной форинта, картошка — два форинта, сахар — два форинта… стирка… стирка… остается четырнадцать форинтов пятьдесят крейцеров… а плата за помещение, а мне… не выходит, не выходит, не выходит!.. Чтоб этому Поллаку пусто было!

— Хуже живем, чем раньше, — говорила жена. — А я от работы скоро совсем иссохну.

— Не болтай! Терпи! Ради лучшего будущего все надо терпеть. Рассчитать мне их? Бросить? Это и дурак умеет. Хлеб каждый день есть? Чего же тебе еще?

— Чего мне? Не хочу ни у кого быть на побегушках! Пока не было здесь учеников, меньше забот было, и все-таки жили не хуже. А теперь? Ну скажи сам, какая тебе выгода от того, что в субботу вечером ты получаешь сто десять форинтов, а в понедельник относишь их торговцу кожей? Это только господину Поллаку удобней. Ему самому не надо ходить. Нашел осла, который на него даром работает. Ты живешь тем, что зарабатывают Шимон и Флориан на настоящих заказчиках.

Господин Фицек молчал. Смотрел на цифры, на исписанную страницу и постукивал пальцем. «Милый господин Поллак, — плел он свои думы, — дайте форинт семьдесят пять, нельзя дешевле, смотрите на калькуляцию…» И Поллак отвечал: «Цифры всякий умеет писать. Заработать их — вот в чем искусство!»

— Берта! Начиная с понедельника устрой так с питанием учеников, чтобы оно стоило двадцать форинтов. Поняла?

— Нельзя этого. Они же с голоду сдохнут.

— Не сдохнут. Ты где покупаешь мясо?

— У Фекете.

— Не покупай у Фекете. Покупай конину. Вот уже и разница в полтора форинта. Не все ли равно, говядина или конина?

— Я не притронусь к конине. И варить ее не буду.

— Сваришь! Поняла? Сваришь! Боишься, что сап получишь? Лошадь — самое чистое животное.

— А тогда сам почему не ешь?

— Молчи! Ты разоряешь меня! Только ты! Сваришь! Экономь на сале, муке… Здесь не санаторий, а сапожная мастерская. Они не графы, а ученики-сапожники. Меня чем кормил мастер, когда я учеником был? Гнилой капустой! Ну вот! Конина, картошка в мундире. Ни крейцера больше не получить. Двадцать форинтов. И так можно взбеситься от забот!.. — Он сбросил бумажку с расчетами со стола. — Завтра же одень детей, пойдем к куму Кечкешу. Если я не выплатил долг, так пусть он хоть не думает, что я забыл о нем. Ни слова больше!

После этого г-н Фицек ушел в кафе. «Сяду с ним играть в преферанс и скажу: «Милый господин Поллак, не выходит, не выходит… Я вам здесь, в кафе, говорю: может, здесь у вас больше сочувствия найдется… Не выходит! У меня не остается ни крейцера от осоюзки, только бедняжка жена моя страдает, мои заботы возрастают, я уже и спать не могу. Форинт семьдесят пять… Ну ладно, по крайней мере, форинт шестьдесят. Войдите же в мое положение, не могу я даром бегать… И жена не сегодня-завтра сляжет. И что мне тогда делать с ребятами?..»

«А если он все-таки не даст больше? Что я тогда буду делать? Рассчитать учеников? Нельзя! Кобрак — Поллак… Должно же где-нибудь быть какое-то облегчение, где-то я должен найти выход. Почему выходит у остальных? На кожу десять крейцеров набавить. Разве это много? Разве я хуже их? Разве во мне меньше усердия? Не понимаю… Господи боже!.. Не рассчитаю учеников. По крайней мере, пусть думают, что все идет хорошо. Это тоже больше, чем ничего. Иначе говорят со мной… И когда-нибудь я найду лазейку. Не рассчитаю! Пусть покупает конину…»

На следующий день ребят нарядили в костюмы Липота Линка.

— Еще говорите, что не забочусь о вас! Какой сапожник одевает так своих детей?

Господин Фицек поставил перед собою ребят и погнал их по улице.