Господин Фицек

— «Жители Будапешта, рабочие! Защитимся от кровопийц. Грабительские аппетиты кровопийц-домовладельцев не знают удержу. Так как в стране нет власти, которая этим бандитам крикнула бы: «Стой!» — они совершенно хладнокровно и не раздумывая набрасываются на беспомощных жильцов и высасывают у них даже те последние капли крови, которые оставили в них другие кровопийцы.

Рабочие, желающие найти квартиру! Владелец дома № 5 по улице Луизы несколько недель тому назад тоже поступил, как стервятник, и в ноябре ошеломил нас радостной вестью о том, что поднимает квартирную плату на тридцать — сорок процентов.

Рабочие, вы понимаете. Здесь, на окраине, где ютятся самые бедные из бедных, беззащитные парии заводов и мастерских, здесь, где борются с жизнью и смертью люди, потерявшие все надежды, здесь, где тяжесть жизни достигла самой высокой точки, — сюда является хозяин дома Ротлиб Фрид, чтобы содрать кожу с наших костей.

Раз правительство и городской совет не могут бороться с этими бандитами, то мы должны наконец подняться и доказать, что если злодейство не имеет пределов, то терпению есть предел. Все, кто ищет квартиру, солидаризуйтесь с нами и обходите дом Готлиба Фрида на улице Луизы так, как обходят прокаженных. Да здравствует бойкот! Долой кровопийц-домовладельцев! Ни крейцера не внесем до тех пор, пока кровопийца не понизит квартирной платы!

Полные страдания, шлют привет жильцы дома № 5 по улице Луизы».

— Полные страдания, шлют привет… ур-ра! — крикнул Фицек и ударил по корыту.

Но Новак отмахнулся.

— Товарищи! — сказал он. — Социал-демократическая партия с вами. Она помогает вам в вашей работе. Только социал-демократическая партия может дать избавление рабочему классу. Она защищает вас на предприятиях — от предпринимателей, в домах — от домохозяев. Тот, кто еще не в наших рядах, пусть вступает в них! Вот анкеты — заполните их! Долой домовладельцев! Да здравствует социал-демократическая партия!

После этого концерт достиг своего апогея. Новак роздал листовки и чистые анкеты, затем поспешно направился на улицу Мурани, где должен был организовать бойкот в двух домах, в том числе и в доме № 26.

— Флориан, Бенце, Лайош, пошли! — крикнул Новак. Но г-н Фицек бросил колодку и побежал за ними.

— Куда, господин Новак, куда вы?

— На улицу Мурани. Там тоже бойкот.

Господин Фицек неодобрительно покачал головой.

— Милый господин Новак, — мастер смотрел на своих учеников Лайоша и Бенце, — вы же видите, что я душой и телом за то, чтобы не платить, и вся моя семья вместе с учениками выступила за это. Но уж, простите, мне никакого дела нет до улицы Мурани. Раз я когда-то жил там, так и вмешиваться должен? Нет, это не мое дело. А Лайошу и Бенце запрещаю идти туда. Флориан может делать что хочет, он подмастерье — его дело.

— Господин Фицек, ведь речь идет об успехе бойкота.

— Господин Новак, — серьезно ответил Фицек, — признайтесь, что до сих пор я сделал все для успеха бойкота в моем доме. В том доме, где я живу, если вы пожелаете, я пойду с вами хоть на третий этаж, прыгнете оттуда, я тоже прыгну вслед, — но только в том доме, где я сам живу, потому что домовладелец дерет с меня шкуру здесь. А какое мне дело до дома номер двадцать шесть по улице Мурани? Какое?.. Порядочный человек не вмешивается в чужие дела. Я и сейчас все сделаю, но только в своем доме.

Новак пожал плечами и оставил его: «Осел!»

Флориан пошел за Новаком.

— Осел! — сказал Новак коротко, когда они шли по Кладбищенскому проспекту, мимо кладбища. — Есть люди, которые до конца жизни остаются ослами.