Господин Фицек

— Идем немедленно! Ты найдешь эту улицу? — спросил отец.

— Найду, — ответила девочка, плача.

Они тут же отправились на поиски. Доро́гой отец не произнес ни слова, только утирал слезы дочери. Они шли, шли, но девочка так и не находила дома. Брели из одной улицы в другую. Уже совсем стемнело, и Этелька становилась все неувереннее: «Нет, не этот дом… Нет… не этот…» Тогда Антал Франк повел ее домой. Было уже далеко за полночь, когда они вернулись, забрызганные грязью и продрогшие. Дома, кроме трехлетнего сынишки, не спал никто.

— Не нашли, — хрипло сказал Антал Франк.

У него начался приступ кашля.

— Когда… придет… домой эта?..

— Не знаю, — прошептала Елена.

— Я подожду ее! А вы ложитесь.

Все легли. Антал Франк вынес керосиновую лампу на кухню и сел за стол. Спать он все равно не мог. Подведи сейчас кто-нибудь к нему того мерзавца — он, не задумываясь, убил бы его. Франк сидел, ждал, только кашлем нарушая тишину дома. Он вдруг горестно ощутил то, о чем никогда еще не думал: вся его жизнь была ужасом, страданием и унижением.

…Уже светало, когда в окно кухни постучались. Франк открыл дверь и впустил Эрну.

— Тихо! — строго сказал Франк, — Садитесь. Не затевайте шума. Все спят.

Эрна испуганно села. «Эта негодница все же проболталась, — подумала она. — Напрасно я дала ей два форинта».

Антал Франк остановился перед Эрной и, бледный, помятый, спросил приглушенным голосом:

— У кого вы были? Отвечайте тихо. Все спят.

Антал Франк ошибался. Елена не спала: она слышала каждое слово.

— Отвечайте тихо. Не врите, потому что я все равно узнаю правду. У кого вы были?

— У Фенё, — равнодушно ответила Эрна.

— Кто он такой?

— Редактор «Мадяр Хирлап».

— Откуда вы знаете его?

— Я была его любовницей с одиннадцати лет.

— Так. И где живет этот господин?

— На улице Хонвед, четыре.

— Что случилось с девочкой?

— Ничего. Не далась.

— Так! — со свистом вылетело слово сквозь зубы Франка. — Это еще судебный врач должен установить. А вы откуда знаете?

— Я слышала.

— Что?

— А как она кричала.

— Кричала?

— Да.

— Так и вы были там?

— Да. В передней.

Пальцы Антала Франка впились в кухонный стол. «В передней!..»

— Почему вы отвели к нему Этельку?

Эрна молчала.

— Теперь ступайте, — прошептал Франк, — не то… Завтра приходите ровно к восьми часам. Поняли?

Эрна взглянула на него и молча вышла.

Антал Франк продолжал сидеть на кухне. Когда утром семья встала, он вошел в комнату и неловко погладил дочку по голове. «Сегодня воскресенье. Принимает судебный врач или нет? В «Непсаву», что ли, пойти? Но там сегодня тоже нет никого». Он снова примостился на кухне. Елена подала завтрак. Ребята уплетали вовсю. Этелька уже смеялась. Франк сидел молча. Два красных пятна горели у него на щеках.

Новак в это время поднимался по лестнице в квартиру Франка. «По крайней мере расскажу, — думал он. — По крайней мере ему…» — И он открыл дверь.

— Здорово, Антал! — но ответа не получил. — Что такое? Что случилось? Ты что, болен?

Франк сначала не заметил, кто вошел, потому что лицо вошедшего было в тени. Потом он узнал друга, вскочил, лицо у него передернулось, и он воскликнул:

— Новак! Новак! Новак!

И припал к широкой груди друга.

5

Жоли, вислоухая такса, наклонила голову набок так, что одно ухо повисло, другое опустилось на глаз. Собака блестящими глазами следила за губами Мартона. Мартон тихо, дружески объяснил ей что-то. Жоли повиляла хвостом, подползла ближе. Мальчик во время разговора делал несколько шагов вперед, тогда и собака шла за ним; когда же Мартон останавливался, она снова садилась.

— Знаешь, Жоли, — говорил мальчик, — ты очень хорошая собака. Я очень люблю тебя. Я думаю, что и папа тебя очень любит. Помнишь, он сам сказал. Но ты была глупышкой, да, Жоли, глупышкой. Ну, зачем это тебе понадобилось? Вытащила из шкафа печенку и съела половину. Разве ты не знала, что этого нельзя делать?

Жоли наклонила голову так, что ее левое ухо висело почти вертикально к полу.

— Хоть бы ты все быстро съела! Тогда папа мог бы подумать, что мы съели. А ты ела медленно и так увлеклась, что, когда папа пришел домой, даже не заметила его. Только когда он уже дал тебе пинка… Это бы еще ничего, что он тебе пинка дал… А вот теперь беда на носу… Ты что же, не могла разве удержаться? Что?

Жоли встала, зевнула, несколько раз вильнула хвостом и снова села.

— Папа не хочет тебя дальше держать. Поняла? Он сказал, что если мы тебя за эти три дня не отнесем куда-нибудь, он вышвырнет тебя на улицу. С третьего этажа. Что же мне теперь делать с тобой, Жоли? Что? Слышишь?

Собака только щурилась; но, услышав свое имя и жалобный вопрос: «Что же мне теперь делать с тобой, Жоли?» — подняла морду и тихо завыла.

— Теперь ты уже напрасно плачешь, — сказал Мартон. — Я, во всяком случае, подожду, может, папа забудет о тебе. Куда я тебя дену, если он не забудет? Куда? Жолика моя!..

Господин Фицек на самом деле не забыл жестокого оскорбления.

— Я терпел этого пса. Но мало того, что мои щенята объедают меня, так и он еще жрет мое мясо… Ты унесешь эту собаку, как я тебе сказал, не то она, ей-богу, вылетит завтра в окно.