Господин Фицек

— Это я и хочу… Ну, Шимон, мне сдается, что нынешний денек выдастся на славу.

— Да. Этому негодяю мы покажем!

— И никто не может пристрелить этого Тису? — вскричала Эржи.

— Это было бы хорошо, — ответил Месарош. — А некоторые говорят, что и это не очень-то помогло бы: не он, так другая собака придет.

— Он уж слишком бешеный пес, — сказал Шимон.

— Правда. Ну, как же нам быть? Кто останется дома?

Эржи сказала:

— Я хотела бы пойти с вами.

— Я тоже, — поспешила ответить жена Месароша.

— Как же быть тогда?

В дверь кухни постучали, и после приглашения: «Войдите», — появился на пороге Лайош Рошта-младший в форме мусорщика.

— Вот и я! — улыбнулся он. — Ну что, готовы? Можно уже идти?

— Садись, Лайош, выпей кофейку.

— Только живо, а то опоздаем.

— Ничего, время еще есть!

Лайош сел пить кофе.

— Кто же из вас останется дома? — спросил снова Месарош.

Женщины взглянули друг на друга.

— Пусть Эржи останется с ребятами, — сказала жена Месароша. — Я приду домой в двенадцать, и тогда вы сможете пойти. После обеда я за ними присмотрю.

Эржи ответила сперва, что лучше она останется после обеда, но потом согласилась на предложение Йолан.

Лайош Рошта весело пил кофе.

— Солнце светит, — сказал он, — погода хорошая. Я всю дорогу посвистывал. Мусорную тележку приготовил.

— Так, как я сказал тебе? — спросил Шимон.

— Так. Только она тяжелая.

— Ничего! Поможем. А Пашерович придет с мороженым?

— Придет. Все в порядке, Шимон, — ответил Лайош Рошта. — Увидите, какая погода. Даже облачка не видно. Прямо как у нас в Хайдувщине, когда… Слышали вы эту песню? Я ее вчера выучил у Лизы-бакалейщицы.

— Ну-ну, — поддразнивал его Шимон. — Ты у нее только песням учишься?

— Только, Шимон, только. Она нехорошо относится ко мне, — вздохнул Лайош Рошта, — а я к ней хорошо относился бы.

— Это-то я знаю, — засмеялась Эржи. — Ну, какая же песня?

Лайош встал и начал петь. Глаза его бегали по сторонам, он следил за впечатлением, иногда закрывал глаза:

Мчатся вдаль, за сини горы, облака…
Ах, голубка, гонит вдаль меня тоска!..
Ты ни слова не услышишь обо мне,
Я ни слова не услышу о тебе.

Минет лето, налетит на нас зима,

Слез не лей, дружок, не ожидай письма.
Погляжу-ка я назад одним глазком,
Машет мать моя узорчатым платком…

Нет! — ударил Лайош себя по затылку. — Не «погляжу-ка я назад…» Это второй раз надо сказать… И:

Мчатся вдаль за сине море, облака…
Эх, голубка, гонит вдаль меня тоска!..

Красивая, да? Ну вот… Пошли, не то опоздаем.

Они собрались и вышли. Эржи крикнула им вслед:

— К обеду возвращайтесь!

Потом принесла ребенка Месарошей и положила в корыто к своему сыну.

А маленькая группа шла уже по длинной улице Арпад к месту сбора. Лайош Рошта посвистывал, напевал, вертелся на своих кривых ногах. На улице все время встречались знакомые, слышалось: «Здорово! Как живешь?» И когда они подошли к первому углу, их уже было человек двадцать. На углу висел большой красный плакат, перед ним стояла группа людей. Дембо с товарищами тоже подошел. Кто-то читал вслух: