Читаем Господин Фицек полностью

Господин Фицек

— Долго, очень долго пришлось ждать того времени, чтобы у рабочих обувных фабрик пробудилось сознание. Еще и сейчас есть тысячи нечленов профсоюза, тысячи, которые нам нужно вовлечь в союз. (Аплодисменты, Флориан посмотрел на Шимона, затем на Рейнгарда.) До тех пор пока большинство рабочих обувных фабрик не организованы, всякая стачка в опасности. Ее легко подавить, легко набрать штрейкбрехеров. Стачка — сильное, но опасное оружие. Профсоюзный совет с радостью видит боевое пробуждение рабочих-сапожников, но не может умолчать о том, что объявление стачки касается не только вас, но и профсоюзного совета. (Мертвая тишина.) Бастующих надо поддерживать. Без поддержки забастовка погибнет. Союзная касса истощена, потому что из сидящих здесь организованы только немногие, да и из них большинство вступило в союз недавно: месяц, два месяца тому назад. Что же случилось, товарищи, за последние месяцы? Почему устремились рабочие в союзы? Пожар русской революции осветил им путь. Если там, на родине царизма, в стране чернейшей реакции, поднялись трудящиеся и посмели вступить в борьбу за свои права, то и наши рабочие, пролетарии Европы, с полным правом могут сказать: «Мы не потерпим дальше! На бой! (Бурные аплодисменты. «Да здравствует Шниттер!») На бой, чтобы защитить права русского пролетариата! Вперед, на поле битвы, чтобы завоевать наши права!

Буря аплодисментов. Шниттер снова подождал, затем, повысив голос, энергично жестикулируя, заговорил:

— Товарищи, не аплодируйте! Среди вас еще больше половины нечленов профсоюза. Вы ни слова не сказав, прекратили работу на фабрике Кобрака. Сегодня еще три крупных предприятия — Браша, Шаркани и Перени — уволили своих рабочих. Завтра ваш необдуманный шаг может перерасти во всеобщую забастовку сапожников. Кто поддержит вас? (Тишина.) Кто поддержит вас? Профсоюз? Одна стихийная забастовка за другой! Оглянитесь! Городской сад полон бастующими. Здесь, — он указал налево, — портные, а там, — он обернулся назад, — в ресторане «Хунгария», подмастерья кондитеров. Кондитеры, среди которых еще год тому назад было всего пятьдесят организованных рабочих. А сегодня они уже бастуют. Жокеи и те организуются. Товарищи, вы что думаете, забастовкой можно бросаться? Куда денется материальная сила союза, если все начнут бастовать? (Тишина.) Стачка — это бой. — Голос его звучал резко. — Можно ли вступать в бой неподготовленными? (Голоса: «Мы уже вступили!») Знаю, среди вас есть бунтарские элементы, которые подают реплики. Пусть замолчат бунтари! Если же они не замолчат, то выбросьте их из своих рядов. Неорганизованность — смерть всякого движения. Завтра же возвращайтесь на фабрику!

Он сел. В саду шумели. Беспомощно озирались. Некоторые жестикулировали. Где-то в глубине сада упал на землю лампион. Сапожный подмастерье в сером пиджаке вскочил на эстраду.

— Товарищи! — заколотил он себя в грудь. — Дорогие товарищи! Мы не позволим с нас шкуру драть. Профсоюзный совет обязан поддерживать нас. Мы не вернемся на фабрику с позором… Не можем вернуться… Товарищи!..

В это время в ворота ввалились полицейские, на эстраде появился полицейский капитан.

— Штаб забастовщиков распускается. Немедленно освободите помещение сада!

Полицейские окружили толпу и стали теснить ее к воротам. Кое-где поднялась суматоха, сбили лампионы, образовались темные пятна, затем на весь сад навалилась черная ночь. Раздалась песня; на проспекте Арена забастовщики построились в ряды и пошли к городу. Штаб бастующих ломовиков, находившийся в ближайшем ресторане, тоже распустили. Ломовики хлынули на улицу и присоединились к сапожникам.

Новак мчался мимо рядов и, увидев Флориана и Шимона, с ясным, сияющим лицом начал рассказывать:

— Здорово говорил Ласло!

— Товарищ Новак, профсоюзный совет не хочет признать забастовки… Предлагает вернуться завтра на фабрику…

— Что за черт!

Флориан рассказал обо всем. Толпа двигалась по проспекту Андраши, и слышались возгласы:

— Нет, нет, не пойдем! Бастуем! Да здравствует стачка!

— Ну, здесь непризнание вряд ли поможет! — сказал Новак.

Зазвучала песня:

Гонимы голодом, нуждой,Идем в последний, смертный бой.Пускай погибнет враг народа —Грядущее несет свободу!

Толпа текла вперед… Вскоре были разбиты витрины Браша, Шаркани и Персии, уволивших своих рабочих.

— Да здравствует русская революция! Да здравствует стачка! — кричали забастовщики.

Рейнгард удрал еще по дороге. Чепе и не подумал явиться. Он задумал нечто совсем другое.