— Видишь ли, Дюри, тебе дадут за это избирательное право. Верно, что Шниттер не должен был так говорить. Он обидел и тебя и меня. Но черт с ним! Это еще не все. А может быть, ты плохо расслышал? Вспомни. Надо подумать. Может, они и правы. Я всегда думаю, что они поумней меня.
— Ладно! Но Ласло ведь тоже не дурак!.. И почему злился так Ласло? Ласло — хороший социал-демократ? Ты на это ответь.
— Я не знаю его. Не знаю, какой червь его грызет. А впрочем, мне не нравится, что он повел тебя подслушивать заседание партийного руководства. Это нехорошо. В другой раз будь осторожней. Не надо всему верить… Получим избирательное право. Это главное! Послезавтра демонстрация, а после нее мы получим право голоса.
Они ходили взад и вперед по улице Мурани, гнев Новака постепенно оседал.
…Время было уже за полночь. Улицы обезлюдели. И Грюнфельд уже запер свою винную лавку. Внезапно раздались шаги. Приближался огромный человек. Его фигура вырастала среди деревьев, как будто двигался оживший тополь.
— Дюрика, Тони! — крикнул огромный человек. — Что вы здесь делаете? — Это был Батори Японец. — Сейчас только из союза. Ты, дружище, был прав, — заговорил он быстро, сверкая глазами. — Человек не может жить без организации. Нельзя вечно ворчать. Послезавтра устроят на работу. Я попросился на сельскохозяйственный, чтоб быть вместе с тобой… — Он вздохнул. — Давно не был я так счастлив.
Новак молчал, затем смущенно коротко ответил:
— Очень рад, Шани.
Японец удивленно посмотрел на друга.
— Ты что нос повесил?
Новак, переборов свой гнев, теперь, как обычно, быстро соображал, что ему ответить. «Если скажу ему, этот паровоз сейчас же помчится в союз и бросит книжку обратно…»
— Жена больна, — пробормотал Новак. — Ребенок… Как раз были у врача. Спешу домой. Прощайте! Зайди завтра… Потолкуем.
— Больна?.. Жаль… Что с ней? Идешь домой?.. Не сердись, но я так счастлив сейчас! Значит, завтра…
Батори распрощался. Новак и Франк направились домой и тут заметили Фицека, спавшего перед своей мастерской.
Новак разбудил его.
— Господин Фицек, почему вы домой не идете? — И, увидев, что Фицек пьян, он взял его под руку. — Я провожу вас…
Фицек привалился к плечу Новака, слева его поддерживал Франк. Голова сапожника качалась из стороны в сторону, волосы были растрепаны, он бормотал:
— Господин Новак!.. Кобрак… сожрет меня Кобрак… Господин Новак, дорогой сосед… помогите… я окружен… как Куропаткин… окружен… — Затем он вошел в мастерскую и, громко рыдая, повалился на стол. — Шимон принес расценки… расценки…
СЕДЬМАЯ ГЛАВА,
Город спал. Так же, как вчера или два дня тому назад, когда Новак и Антал Франк душной летней ночью вели домой подвыпившего г-на Фицека. Напрасно катились широкие воды Дуная — они несли на своей спине только раскаленный воздух. Напрасно высились Будайские горы, — с их цветущих склонов ни одно дуновение ветерка не долетало до Пешта, чтобы смягчить застоявшуюся жару.
Дома Андялфельда, Терезварошского и Эржебетского районов, улицы Мурани, Дамьянича задыхались в раскаленной ночи. Воздух был так сух, что, казалось, одной неосторожно зажженной спичкой можно было все предать пламени…
После утренней демонстрации у трех человек оказались проломлены головы. В эту ночь три человека не смыкали глаз, все трое скрежетали зубами, как братья по несчастью, хотя эти три головы пострадали по разным причинам.
Шниттер ворочался в комнате гостиницы и прикладывал холодные компрессы к голове. За г-ном Фицеком ухаживала жена, и стоны раненого мужа не уступили бы воплям умирающей дивизии. В тюремной камере, безмолвно сжав кулаки, обдумывал события дня Японец.
Всеобщая забастовка и демонстрация начались в восемь часов утра. Улицы, прилегающие к зданию профсоюзов, уже в половине восьмого были запружены народом; в девять часов из различных точек города тронулись колонны, чтобы на проспекте Андраши слиться в один людской поток. Впереди ехали сотни велосипедистов. Спицы колес были украшены красными розами и гвоздиками. За ними шагали организации металлистов — токари, слесари, котельщики… Деревообделочники строились в ряды. Портные и сапожники еще выжидали в переулках, когда они смогут двинуться вслед за деревообделочниками. Рабочие газовых заводов ждали знака, что портные прошли уже по проспекту Андраши, и теперь им время трогаться. Одни за другими шли кожевники, обойщики, пекари, каменщики, ломовики…
Часов в одиннадцать наборщики еще беседовали друг с другом на проспекте Ракоци, а металлисты в это время уже подходили к монументу Тысячелетия.