Господин Фицек

Выбрасывай же ноги враз!

Яссы кружились, кружился Японец; затем он вошел в квартиру и вынес новорожденного; держа над собой, как святыню, осторожно положил его на руку и стал так танцевать.

— Лайчи, вырасти большим! — крикнул он; потом опустил голову на одеяльце и шепнул: — Будь счастливей, чем я…

Затем отнес ребенка обратно. Из окон ему хлопали жильцы.

— Браво! Бис! Ур-ра Японцу!..

Все быстрее пляска. Руки по-прежнему в карманах брюк и папироса в углу рта.

— Пива! — взревел вспотевший Японец и, схватив Носа за плечи, поднял его и понес к бочке.

— Наливай, щенок, — пить хочу!

Все пили. Снова танцевали. Солнце уже покинуло крыши. Смеркалось. Кое-кто из яссов храпел, опустив голову на стол, залитый вином и пивом.

Японец тоже отяжелел. Он побрел к Фицеку, сел рядом с ним, потом поставил г-на Фицека на ноги и, чтобы тот не упал, поддерживал его одной рукой, другой жестикулировал.

— Дюри!.. Дорогой дружище Дюри…

— Фицек… — пробормотал тот.

Но Японец не слышал и продолжал; глаза его налились кровью.

— Дюрика, мой дорогой! Оставь их. Приходи к нам. Мы здесь устроим свой мир. Негодяй! Шниттер — негодяй! Верно? Дорогой дружище Новак…

Господин Фицек ответил, что действительно все негодяи, только они двое честные. Японец свободной рукой погладил его. И когда г-н Фицек согласился к нему пойти, Японец наклонился и поцеловал его.

На двор опустился полумрак. Яссы пели и пили вокруг длинных столов.

— Смотри, дорогой Дюрика… вот две газеты. — И из кармана Японца выползли порванные газетные страницы.

Японец прислонил Фицека к стене и в темноте стал разбирать буквы.

— «Царь дал конституцию русскому народу. Революция принесла уже свой первый плод. Телеграммы извещают, что народ радостно принял манифест. «Божьей милостью мы, Николай Вторый, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский, и прочая, и прочая, и прочая…» Дорогой Дюрика… и прочая… Понял?..

Японец смотрел на Фицека и ждал ответа с таким нетерпением, будто от него зависел конец всех страданий.

— Понимаю… и прочая… — забормотал Фицек, посапывая. — И прочая…

— «Смуты и волнения, — продолжал Японец, его чистый голос отдавался в окруженном стенами дворе, — в столицах и во многих местностях империи нашей великою скорбью переполняют сердце наше. Благо российского государя неразрывно связано с благом народным, и печаль народная есть его печаль…» Дерьмо! Его печаль, моя печаль, твоя печаль!.. Дюри! — И он встряхнул Фицека.

— Дерьмо! — Торговец орехами икнул. — Я только семье своей хотел облегчения… Разве я плохой?

Японец махнул рукой и продолжал читать.

Все собрались вокруг него, хмельными взглядами следили за движениями вожака. Нос, осторожно хихикая, постучал себе по лбу, поясняя, что у Японца уже дает себя знать пиво.

— «Русский пролетариат победил, — гремело во дворе, — это пишет «Непсава», это пишет Шниттер, — того, чего добились наши русские братья, добьемся и мы». Да, и мы! Мы тоже! Получим! Дюри! — кричал он отчаянным голосом. — Это было в ноябре!.. Второго ноября… Я сидел в каталажке. Они велели арестовать меня, но я поклялся мстить… тогда, в ноябре… Месть! — ревел он.

Господин Фицек так испугался, что опустился на землю.

Японец поднял его, поставил на ноги и вытащил новую газету.

— Не ругай… выслушай меня раньше, потом суди. «На улицах Москвы грохочут орудия, снова строятся баррикады, хрипят умирающие. Ради вас погибают эти полные сил люди. Позор был бы вам, рабочие Венгрии, и даже сыновьям вашим, если бы вы не сумели отблагодарить за пролившуюся кровь, если б не смогли по их примеру поднять за интересы пролетариата такое оружие, каким вы в состоянии владеть…» Каким в состоянии владеть… Японца засадить, — продолжал он, — с полицией увести из «Непсавы», потому что Розенберг был печовичем… Тебя, Дюри, выбросить с завода! Иди к нам… Весь город заберем в руки… Я творю справедливость… Шниттера раскрошу… Ой, будет богачам!.. Всё — бедным! Что победило? Кто победил? Революция?.. Дюри, объясни. Не ругай, не осуждай… Умирающие хрипят… так вот какую конституцию дал царь… Иди к нам!

— Иду, — сказал г-н Фицек и расплакался.

Японец посмотрел на него и, как человек, вдруг пришедший в себя, начал трясти рыдающего сапожника.

— Фицек! — воскликнул он, кулаком ударив себя по лбу. — Фицек!..

Обернулся, глаза его беспомощно блуждали по лицам, зубы заскрежетали. Он подскочил к Носу, пьющему из бочки. Так толкнул его, что Нос откатился к самой двери.

— Довольно! Остальное роженице!

Подхватил бочку и потащил ее на кухню.

Пронзительно свистнув, собрал своих людей и вышел за ворота.

В это мгновение г-н Фицек на четвереньках двинулся к уборной.

ПЕРВАЯ ГЛАВА, в которой читатель ознакомится с новыми планами г-на Фицека: починочная промышленность. Отто получает перчатки

1