Господин Фицек

— Немедленно убирайся в школу! — прогремел г-н Фицек и нагнулся, отыскивая шпандырь.

Мартон сам не знал, что с ним случилось: ему стыдно было перед Отто, который перебирал свои книги и уже не сиял, но исподтишка следил за происходящим.

— Не пойду! — И Мартон расплакался. — Не пойду в школу! Перчатки хочу!

Господин Фицек, бледный от гнева, поднялся, в руке его болтался толстый ремень.

— Плачешь? Ты плачешь? Тебе еще не из-за чего плакать! Но погоди — сейчас будет.

— Перчатки хочу, — прошептал Мартон.

Ремень рассек воздух. Фицек прохрипел от гнева:

— Перчатки?.. На перчатки!.. Не пойдешь? На́! Не пойдешь? Ты смеешь перечить?.. Отцу?.. Вот тебе!.. Ведь потом, когда вырастешь, горло мне перережешь!.. На!.. Перчатки тебе? Получай перчатки!.. Вот тебе перчатки!..

Сыпались удары. Мартон закрыл лицо. Теперь уже работал не только ремень, но и отцовский кулак. Мальчик от ударов валился то влево, то вправо. Так стояли они друг против друга — коренастый мужчина и хилый шестилетний мальчонка, беззащитный перед его страшным гневом. Текла кровь, раздавались стоны. Мартон упал на пол к ногам отца, поднял голову, и чувство самозащиты прорвалось вопреки гордости.

— Папа! Папа! — зарыдал мальчик.

Но Фицек уже не помнил себя.

— Папа? Сейчас папа! Теперь говоришь — папа?.. На́ тебе папу! Дайте нож. Я горло ему перережу! — завопил он.

— Фери! — взвизгнула жена и бросилась между ними. — С ума сошел?

Фицек оттолкнул ее. Жена пошатнулась и поплелась к шкафу, закрыв лицо руками. Фицек, совершенно обезумевший при виде исходящего кровью и умоляющего ребенка, схватил Мартона, швырнул на землю и прыгнул на него.

— Я тебе все кишки выдавлю, — проскрежетал он зубами. — Дайте нож! Всех зарежу и в тюрьму пойду! Всех! Нож дайте! Иди сюда, Отто!.. Сюда!.. Сюда!.. Ко мне!.. Не смей дрожать! Чтоб земля провалилась под твоей шлюхой-матерью, этой глухой тетерей, которая воспитывает вас!..

Дрожащий Отто встал перед ним в зимнем пальто и перчатках. Его большие уши стали почти прозрачными и белыми как бумага. «Зачем я остался?» — подумал он.

Пишта полез под кровать. Банди сидел у печки, сверкая глазами. Мартон валялся на полу, облизывая окровавленные губы, глаза его запухли.

Господин Фицек хрипел.

— Перчатки нужны? — спрашивал он Отто. — Что? Над младшими смеяться?

— Папа… мне… я…

Но Отто не успел слова сказать, как рука Фицека опустилась, и мальчик свалился. Отец схватил ремень и принялся хлестать им. Сорвал перчатки с рук мальчика, подбежал к печке и кинул их туда.

Отто орал, Фицек бил его.

— Папа, папа!.. — Он целовал руки отца. — Папа, дорогой!..

Фицек оттолкнул его от себя и понесся за этажерку.

— Пишта! Где он? Все получат по заслугам! — И он загреб в руки волосы Банди, поднял мальчика и бросил на пол.

Пишта съежился под кроватью. Фицек заорал под кровать:

— Вылезай ты, калека! Ты, выродок! Ты, идиот! Вылезай!..

Но Пишта не вылезал. Тогда г-н Фицек прыгнул на кровать, так, что она обвалилась прямо на мальчика, который пронзительно взвизгнул от испуга и потерял сознание.

Фицек ревел, как бык, сбежавший с бойни, брызгался слюной, кусал собственную руку, рвал волосы.

— Отца своего зарезали бы… отца, уже сейчас! Что будет дальше? Ты воспитываешь их, глухая шлюха!

Он двинулся обратно к Мартону, поднял тяжелую колодку. Но подбежала жена, в руке ее был кухонный нож.

— На, ты, зверь! На, ты, безумный!.. Убей их!.. Перережь им горло! Мне тоже!.. По крайней мере, страдать не будут!.. — кричала она, рыдая.

Фицек схватил нож, но содрогнулся и отшвырнул его прочь. Нож с тупым звоном упал на пол около Мартона. Фицек, воя, выбежал за дверь…

Мастерская затихла. Слышались только плач, стон и всхлипыванье. Жена Фицека вытащила Пишту из-под обвалившейся кровати, уложила и стала класть холодные компрессы на голову ребенка. Затем, громко плача, подошла к Мартону.

— Мама, не плачьте, — сказал Мартон, рыдая, — не плачьте…

Мать села на кровать к Пиште. Пишта раскрыл глаза и с ужасом озирался…

Фицек возвратился. Он был бел, как стена. Сел в мастерской, взял острый заготовочный нож и уставился на него. Затем пошел в комнату, посмотрел на содеянное им — и горько расплакался. Закрыл лицо.

— Не сердитесь на меня, дети мои, не сердись, Берта! Ой, сердце!.. — Он схватился за грудь. Лег на пол и стал кусать руки. — Не сердитесь… Мартон, пойди сюда… Пойди сюда, сынок…

Мартон подошел. По лицу отца катились слезы…

— Мар-тон-ка! Милый сы-ыночек… От-то, Берта… Пиш-та… Бан-ди-ка… прос-ти-те меня!.. Не сер-ди-тесь!.. — Он катался по полу. — Покажи… голову. — Осмотрел голову Мартона, принялся целовать, громко рыдая: — Я зверь, я скотина!..

Даже рубашка на нем взмокла от слез!..

Жена не смотрела на него, она тихо плакала, только изредка повторяла:

— Что делает, что делает!..

Отворилась дверь. Пришел почтальон.

— Ференц Фицек!

— Пойди, Берта… — Г-н Фицек рыдал, катаясь по полу.

Жена приняла письмо.

— Что случилось? — спросил почтальон.

— Ничего, — ответила она коротко.

Почтальон огляделся и, пожимая плечами, вышел.

— Запри дверь. Пусть сегодня никто сюда не приходит. Кто написал? Посмотри, дорогой сын мой Отто…

Отто распечатал письмо.