Читаем Господин К. на воле полностью

— Господин Козеф, господин Козеф, — повторял он, — но ведь ваши ботинки еще хоть куда. Ваши ботинки выдержат еще пять зим.

Козеф Й. впервые в жизни прибег к прессингу. К завуалированным угрозам. Намекнул, что в дальнейшем у него не найдется времени помогать толстячку с примерками. В конце концов, он свободный человек. Ему следовало бы давно покинуть тюрьму. Ему следовало давно носить цивильное. Интересно, что сказал бы директор тюрьмы, узнай он, что Козеф Й., спустя столько времени после освобождения, еще не получил цивильный костюм? Кто виноват в такой проволочке?

Жизнерадостный толстячок весь так и побагровел.

— Господин Козеф, вы мне угрожаете?

— Да, — признался Козеф Й. не без сожаления.

Толстячок загрустил.

— Как все, — сказал он. — Мне все угрожают. От всех только одни тычки.

Козефу Й. тоже взгрустнулось. Все-таки он не хотел так уж сильно расстраивать жизнерадостного толстячка. Жизнерадостный толстячок попросил у Козефа Й. позволения рассказать ему некоторые эпизоды из своей жизни. Козеф Й. позволил. Жизнерадостный толстячок слегка приободрился. Он рассказал Козефу Й. всю свою жизнь, и рассказ продолжался два часа и сорок три минуты.

— Невесело, правда? — вздохнул под конец жизнерадостный толстячок.

— Чего веселого, — согласился Козеф Й.

— Теперь-то вы меня понимаете, да? — спросил жизнерадостный толстячок со страстной надеждой.

— Я вас превосходно понимаю, — сказал Козеф Й.

Несколько облегчив душу, жизнерадостный толстячок сходил на склад и принес ботинки.

Козеф Й. пошел на кухню и попросил у Розетты черствого хлеба. Розетта дала ему буханку. Взяв под мышки буханку и пару башмаков, Козеф Й., весело насвистывая, направился к мусорным курганам.

Он не сразу нашел беглеца. Сначала ему попадались маленькие выбоины в плотном веществе курганов — знак того, что человек побывал здесь с утра. Потом, на задах одного заброшенного склада, он нашел следы костра.

Человек стоял в бассейне с зеленой жижей и шуровал палкой, выгребая водоросли с ее поверхности.

— Эй! — крикнул Козеф Й.

Человек, как и накануне, дружески взмахнул рукой.

— Я принес хлеба, — сказал Козеф Й., подойдя к человеку. — Я принес ботинки.

Человек обул ботинки и съел кусок хлеба.

— В этом бассейне раньше водились лягушки, — сказал он.

Козеф Й. почесал висок в знак того, что все, произносимое беглецом, занимает его искренне и глубоко.

— Я видел кострище, — сказал он.

— Ну, — сказал человек.

Потом наклонился и снова принялся выгребать водоросли, заглушавшие воду. Козеф Й. не знал, что ему еще сказать и что еще сделать. Он выжидал. Человек вытаскивал эту студенистую гущу и укладывал ее на сухие каменные плиты. Там уже собралась сочащаяся мягкая куча, тошнотворная на вид. Козеф Й. не понимал, какой замысел был у человека.

— День-другой, и все замерзнет, — сказал человек, орудуя палкой.

Козеф Й. кивнул, хотя ничего не понял из этого краткого объяснения. Дни становились все холоднее, что правда, то правда. Утром лежал иней, и мороз мог ударить со дня на день.

Оглядевшись, Козеф Й. обнаружил множество кучек этой студенистой гущи и отметил, что человек уже кое-чего достиг. Он тоже приискал себе палку и стал помогать беглецу. Некоторое время они проработали в молчании. Запах, шедший от воды, отдавал затхлым уксусом. Разворошенные водоросли и ряска, в свой черед, испускали чуть ли не ядоносные миазмы.

— Хватит, — сказал человек. Отложил в сторону палку, бережно, как инструмент, который еще пригодится.

Сегодня человек выглядел чуть озабоченным, но выражение веселости не ушло у него с лица.

— Очень может быть, — сказал он, — что на днях я словлю зайца.

Он тихонько засмеялся, как будто затевал какой-то фокус. Потянул Козефа Й. за собой. Они вышли к остову огромного здания. От его кровли осталось несколько металлических аркад, напоминающих ребра доисторического животного.

— Тут был манеж, — сказал человек.

Они стали огибать полуобрушенные стены манежа по тропинке, которая выглядела, как после бомбардировки большими камнями. Тропинка вилась между стенами манежа и внешней стеной. Местами внешняя стена была выщерблена, и узкие проемы вели на ту сторону.

— Вот они, — сказал человек.

Он останавливался возле каждой щербины и внимательно ее осматривал. В каждой Козеф Й. замечал проволочную сеть и нанизанные на проволоку жестяные банки. Каждая выемка была застлана мягким слоем высохших водорослей.

— При первых же заморозках — клап! — сказал человек, хлопнув в ладоши, как будто поймал кого-то на лету.

— Что — клап? — поинтересовался Козеф Й.

— Капканы, — уточнил человек.

— А, это капканы, — дошло наконец до Козефа Й.

— Капканы, да, — отвечал человек в упоении. — На зайцев, да. И на лисиц тоже. Но на лисиц не очень. А на зайцев — верняк.

Козеф Й. наклонился разглядеть получше. Однако он не сообразил, как могли действовать эти, мягко говоря, примитивные устройства. Может, зверушки приходили туда на приманку?

— Они любят водоросли? — спросил Козеф Й.

— Нет, — сказал человек. — Они ищут логовище. Приходят ночью, чтобы тут залечь. — Беглец снова тихонько засмеялся. — А тут им — клап!

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2014 № 03

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее