Господство

— Совсем немного, может быть. Он что-то выпил из этого бурдюка, его глаза были немного красными.

— Ты считаешь, что, если бы он был сильно пьян, он бы тебя не отпустил?

— Нет. Я думаю… я думаю, он все еще находится в стадии раздвоения. И мне кажется, что, когда он почти трезв, он ближе к Диону. Я думаю, это единственная причина, по которой он позволил мне уйти.

— Ну а все остальные тебя не трогали? Там, на поле?

Она кивнула, явно озадаченная.

— Кроме сатира, никто. Да и сатир, собственно говоря, тоже. Вот так.

— Совершенно очевидно, что они получают от него сигналы. Мы это подозревали. Он каким-то образом посылает им эмоциональные импульсы. Если он счастлив, счастливы и они. Если он в гневе, они тоже в ярости. Они превратились в подобия автоматов, выполняют только его приказы. У менад, возможно, что-то иначе, но у остальных…

— Ну и что же мы будем делать? — подал со своего места на полу реплику Кевин. — Опохмелим его и заставим проповедовать трезвость и воздержание?

Холбрук вскинул брови.

— Неплохая идея.

— Бросьте. Я же серьезно.

— И я тоже серьезно.

— Но все-таки что мы будем делать? Возьмем его в плен и накачаем черным кофе?

Холбрук подумал некоторое время.

— Мы можем взять его в плен и изолировать. Но я думаю, будет лучше, если мы его убьем.

— Чудесно, — восхитился Кевин, — и почему мы не додумались до этого раньше?! Хотите, чтобы я сейчас съездил туда и привез его?

Холбрук проигнорировал иронию Кевина и обернулся к Пенелопе.

— Мы можем отправиться туда втроем. Подождем, пока ты не заговоришь ему зубы, если, конечно, это удастся. Посмотрим, возможно, удастся его убить.

— Но ведь он отпустил меня. Дал мне уйти.

— Ты сама сказала, что это сделал Дион. Но тот, кто командует всеми этими озверевшими безумцами, совсем другой.

— Какая-то часть его принадлежит Диону.

Холбрук испытующе посмотрел на нее.

— Ты действительно достойная дочь своих матерей.

— И что, по-вашему, должно означать это замечание?

— А то, что у него просто очень большой… и это тебе нравится.

— А может быть, это потому, что у вас вообще ничего нет — ни большого, ни маленького?

Кевин поднял вверх руки.

— Дети, дети, успокойтесь…

— Вы что, действительно думаете, что я вот так просто вальсирующей походкой смогу подойти к нему и начну соблазнять, «заговаривать зубы», как вы изволили выразиться? — спросила Пенелопа. — Ничего у нас таким способом не получится. Вы совсем не представляете обстановки. Он очень плотно окружен своими фанатами. Там и мои матери, и сатиры, и Бог знает что за твари там еще есть. Кроме того, он сказал, что не желает меня больше видеть. Если я вернусь, то, возможно, он просто возьмет и убьет меня.

— Только если будет не трезв, — возразил Холбрук.

— Но он все же погнался за мной, хотя и не был пьяный. Я имею в виду, что он не преследовал меня, ничего такого не было, но мне показалось, что он, похоже, изменил решение уже после того, как отпустил меня, как будто хотел, чтобы я вернулась.

— Но ты нам этого не рассказывала.

— Вы просто не дали мне закончить.

Учитель сделал глубокий вдох.

— Ну так заканчивай.

— Как я сказала, он велел мне уходить, и я побежала по направлению к дороге. Внезапно впереди меня как будто что-то взорвалось. Я не видела, где точно и откуда это появилось и как это вообще случилось, но, полагаю, он изменил свое решение и… я не знаю, но кажется, он послал мне вдогонку какие-то световые лучи. А я все равно продолжала бежать, делая зигзаги налево и направо, так, чтобы в меня было трудно попасть. Больше ничего не случилось, если не считать того, что когда я достигла дороги, то упала. Там, на асфальте, я увидела кучку муравьев, которых он превратил в мужчин, в воинов. Вроде мирмидонов.[36]

Холбрук побледнел.

— Мирмидоны? Но ведь это же был Зевс…

Она кивнула.

— Да.

— Но ведь это же совсем другой коленкор, моя дорогая. Это совсем другая лошадь, совершенно другой окраски. Мои рассуждения базировались на том, что это создание Дионис и что он комплексует, вернее, страдает от недостатка божественной мощи, из-за своих ограниченных возможностей. — Он замолк, что-то обдумывая. — Может быть… — произнес он наконец, — вероятно, все остальные боги сейчас находятся в нем, и он обладает также и их силой.

— Возможно, — отозвалась Пенелопа.

— Только я не думаю, что он об этом знает. По крайней мере пока. В противном случае он бы давно уже распространил свое влияние намного дальше, давно уже показал бы себя во всей мощи.

— Наверное, его мощь все же имеет какой-то предел? Может, у него всего понемногу от каждого бога, но далеко не все?

— Видимо, — допустил Холбрук.

— А что, если и у меня тоже?

Кевин вскинул голову.

— Что?

Она повернулась к нему.

— Не исключено, что у меня тоже есть какая-то сила. Ведь именно я должна была родить всех этих богов. У нас с ним все должно быть поровну — половина у него, половина у меня. Я должна была выносить в своем чреве нечто такое, чем обладает он. Но возможно, я тоже чем-то наделена?

— Но как мы это выясним?

Они посмотрели на Холбрука.