Госпожа

В своем доме Ксения многое устроила по образцу барского. Даже если сама валялась в постели до десяти часов, потом от наушниц точно знала, кто из прислуги встал поздно, плохо мыли пол, вытирали пыль, или допускали еще какие прегрешения. Правда, в отличие от барыни она давала своим прислужницам право выбора наказания: штраф, вычитаемый из жалования, или зуботычина. Редкая батрачка выбирала первое, предпочитая пощечину, удар по спине поленом или кочергой. Таким образом, рукоприкладство в отношениях прислужниц и хозяйки стало в буровском доме обычным делом. Тем не менее, никто не жаловался. А куда жаловаться, если в сельсовете главный Яков Буров. Более того, никто не уходил с такой службы. А куда уйдешь, если повсюду нищета и бедность, а Буровы являлись не только первыми богачами в деревне, но и платили хоть и ненамного но больше других кулаков, а главное исправно и без обмана. Причем платили так как хотелось батракам, хочешь продуктами, хочешь деньгами – где еще таких хозяев найдешь. Так что приходилось терпеть барские замашки Ксении, более того держаться за место, ведь на их места в деревне имелось немало желающих. Как когда-то в барский дом считали за честь попасть едва ли не все подшиваловцы, так и сейчас, стать постоянным батраком у Буровых означало обеспечить сносное проживание своей семьи, и за эту «честь» тоже существовала неофициальная очередь.

Большинство подшиваловцев умудрялись бедствовать даже в урожайные годы. НЭП это время не только экономических возможностей, тогда и богатели и беднели, что называется стихийно. У центральной власти до села руки все никак не доходили. В Москве большевики никак не могли определить, кто из них главный и прийти к единому мнению – в какую сторону крутить «штурвал» управляемой ими страны. Ну, а внизу как всегда когда все пущено на самотек имел место своего рода «стихийный естественный отбор». И в процессе того отбора всплыли и получили возможность пожить в свое удовольствие такие как Буровы.

Как относились подшиваловцы к барскому образу жизни своего председателя сельсовета и его жены? По разному. Те, кто также смогли разбогатеть благодаря НЭПу, они в основном завидовали не столько богатству Якова, а тому, что у них в отличие от него не имелось официальной властной брони в виде должности и членства в правящей партии. Потому и их жены, так же как Ксения строить из себя барынь побаивались. Многие из них тоже были не прочь взять с нее пример, хоть и не имели того «образования», что она приобрела за время службы в барском доме. Ну, а подшиваловские пролетарии, беднота, что составляла не менее 80% русской части деревни… Они конечно ненавидели Буровых, пожалуй даже сильнее чем до революции ненавидели помещиков. Тех привыкли еще с крепостных времен подспудно, даже через ненависть считать чем-то вроде существ сделанных из другого теста, белой костью… А тут, кто жирует и ими помыкает, на кого они вынуждены батрачить, умножая их богатства!? На Яшку, которого все здесь с детства знали, или на Ксюшку, которая девчонкой тут бегала, с соплями до земли, потому что ей обуть нечего было!? А сейчас фу-ты ну-ты, не Ксюха а Ксения Петровна, барыня-барыней, в шелках и кашемире ходит, свои кормленные зад с брюхом обтянув, в ботинках с галошами, в серьгах с каменьями, руки белые пухленькие, а на пальцах колец не счесть. Да еще моду взяла, каждый день на перине своей дрыхнет чуть не до полудня, а потом, если не с той ноги встанет со своей пуховой перины, давай прислугу кочергой или поленом гонять, охаживать…

В этой связи у наиболее борзых не могли не образоваться протестные настроения, модные для НЭПовских времен: «Это как же так, для чего революцию делали, царя, помещиков сбросили, чтобы вместо них мироеды, такие как Яшка с Ксюхой тут барствовали!?»

Но Ксения наслаждаясь своим положением, как бы и не чувствовала этой, едва ли не всеобщей, ненависти к ней и к её мужу, и даже к её детям, не предвидя, что эта ненависть в конце-концов получит возможность «материализоваться», и им придется пожать те же плоды, что несколько лет назад пожали помещики.

1963 год.

На этот раз очнуться Ксению Андреевну заставила не боль, а сильный шум за окном. Тот шум производили автомобили, ехавшие по улице мимо их дома. Их было много, целая автоколонна. Шум разбудил всех в доме. Ксения Андреевна услышала, как сын прошлепал тапочками к окну и, видимо, выглянул на улицу.

– Володя, что там? – спросила, не вставая с постели сноха.

– Да опять из Китая переселенцев везут.

По полу пробежала босыми ногами внучка и, по всему, тоже прильнула к окну.

– Тебя только здесь не хватало, а ну марш в постель, нечего здесь смотреть, – вроде бы строго, но с любовью в голосе выговорил ей отец.

Однако внучка, скорее всего, именно любовь, а не строгость уловила в голосе отца и не спешила выполнять его приказ, потому пошла спать только, когда колонна проехала…