Госпожа

И когда счастливо зажили в НЭП супруги Буровы, они неосознанно восприняли все это, как воплощение мечты многих поколений их крепостных предков. Ксения, обосновывая случившееся, объясняла это так: господа побарствовали, да чем-то Богу не угодили, теперь вот им привалило счастье по-барски пожить. При этом, что-то менять во взаимоотношениях с прислугой и батраками она не собиралась, не сомневаясь что отношение господин-раб как были так и останутся незыблемыми. За это хоть и нестрого, но не раз ей выговаривал и Яков, де нельзя себя вести как помещица при старом режиме. Сам же он под свое «возвышение» подводил теоретический фундамент, сформулированный в некоторых идеологических советских течениях тех лет. Ох, чего только не писали и не издавали в те сумбурные годы, каких только программ и лозунгов не выдвигали, иной раз даже откровенно противоречащих догмам марксизма. Ксения от всего этого была далека, а вот Яков регулярно читал центральные газеты, пытаясь разобраться во всей этой чехарде. Тем не менее, его кумиром, как был, так и оставался «любимец партии» Николай Иванович Бухарин. Даже над своим столом в сельсовете он повесил его портрет. Он жил его «заветами» и… продолжал богатеть, засевать больше земли, нанимать больше батраков. Потом вывозил в город и продавал зерно оптом и в розницу, государству и частным НЕПманам. Апогеем его хозяйственной деятельности стала постройка мельницы, на которую теперь съезжались молоть зерно и, естественно, за это платить, со всей округи.

И дома Яков решил повесить портрет своего кумира. Ксения решительно воспротивилась:

– Это что еще за новый бог объявился, что ты его заместо икон вешаешь!

– Это Бухарин Николай Иванович, золотая голова. Он за таких как мы крепких хозяев радеет, – пояснил Яков.

– Не верю я ему, у него в глазах твердости нету. Сегодня одно скажет, завтра другое, – поглядев на портрет, дала характеристику «любимцу партии» Ксения.

– А это кто такой? – Ксения кивнула на следующий портрет, который Яков хоть и не собирался вешать, но тоже принес домой, как и еще несколько портретов наиболее видных большевиков.

– Троцкий Лев Давыдович, в войну он был председателем реввоенсовета.

– Жид? – сразу высказала догадку Ксения, много раз сталкивавшаяся с евреями в Саратове.

– Не знаю, – немного растерялся Яков, до того как-то не интересовавшийся национальной принадлежностью большевистских вождей.

– Жидам верить нельзя, обманут, продадут и купят, – безапелляционно заявила Ксения. – А это, кто такой злой?

– Сталин Иосиф Виссарионович, главный секретарь партии.

– Тоже не русский… Не нравятся они мне все. Царь Николашка он конечно с простиной был, но с портретов как-то добрее смотрел, чем эти, – вновь высказала свое суждение Ксения.

– Ты эт Ксюшь… ты эт брось! Не дай бог кто услышит, да донесут. Мне по должности положено советскую власть укреплять, а ты тут такое. Был царь, а теперь вот они у нас сверху, – сделал выговор жене Яков.

Тем временем Подшиваловка продолжала понемногу «вставать на ноги». Еще ряд семейств как русских так и немцев к 1927 году обзавелись крепким хозяйством: собирали много зерна, имели по нескольку коров, отары овец, стада свиней, нанимали постоянных и сезонных батраков. Деревня как никогда раньше разделилась по имущественному признаку. Причем некоторые богачи, как это часто случается с нуворишами в первом поколении, любили выставлять свое богатство напоказ: дорого одеваться, шумно отмечать праздники и именины, заводить пролетки с рысаками… На их жен несомненно воздействовал пример Ксении. С её подачи подшиваловские кулачки тоже постепенно осмелели, заводили прислугу, подолгу спали, вызывающе одевались…

Еще одним заразительным примером для прочих кулаков со стороны Буровых являлся демонстративный забой скота по осени. Например, забивали свинью, этакую откормленную хрюшку килограмм под триста. Яков для этого мероприятия приглашал мастеров этого дела – немецкую семью. В той семье при разделке скотины все строго имели свои обязанности. Сам глава семейства одним точным ударом в голову без лишних мучений убивал огромную хрюшку. Потом на неё со всех сторон налетало немецкое семейство и начиналось вспарывание, разделывание, съем шкуры, вынимание потрохов. Через несколько часов вся свинья была разделана, ее кишки набиты ливером на колбасу, копыта и ноги на холодец, самые жирные части на сало… Ворота буровского двора в этот день отворялись настежь, и все желающие наблюдали за тем действом. Потом, кто хотел мог забрать с собой отходы не пошедшие в дело. Но после немецкой работы таких отходов оставалось крайне мало.