Госпожа адмирал (Авиатор 4)

Выслушала, вздохнула "со смыслом", закурила новую сигарету и начала свой собственный рассказ про времена и нравы, и про обстоятельства, о которых у Лизы, если и было какое-либо представление, то, наверняка, самое смутное. Прежде всего, речь шла не о той Лотарингии, которая с Эльзасом, а совсем о другой, которая королевство Лотаря - от моря и до моря, - и конкретно о той его части, которая в обоих известных Лизе мирах - Прованс и Северная Италия. А еще точнее, о городе Турине на реке По. О Милане и Генуе. О княжестве Монако и об Авиньоне. И о девице Ману, что на местном диалекте, как раз и означает Мария. А век там, судя по датам, вскользь упомянутым Марией, был аж тринадцатый, но Мария этого тогда не знала, так как была в ту пору молоденькой неграмотной крестьянкой, и жизнь у нее была не так, чтобы хорошая. По совести, говоря, жила Ману плохо, и, слушая ее рассказ, Лиза подумала, и не раз, что все в жизни относительно, потому что, если сравнивать с этим унылым кошмаром любую из своих жизней - хоть советскую, хоть себерскую, - начинаешь понимать, что такое удача и с чем ее едят. Впрочем, Марии все-таки повезло, и она не закончила свою жизнь при очередных родах, если бы ей подфартило и удалось устроить жизнь по-хорошему, как это понимали тогда и там, или измордованной шлюхой в Турине, если бы ей окончательно не повезло.

Все дело в том, что Мария была молода и красива, и ее купил - да, да именно купил за деньги, - один туринский негоциант, а попросту говоря, торговец маслом, перебравшийся позже к родственникам в Генуэзскую республику. Относился он к ней, как к наложнице, что, в целом, соответствовало ее статусу и духу времени, но при этом по-своему любил и, как следствие, ревновал. Вот он-то, не разобравшись в ситуации, и убил возникшего - вдруг и ниоткуда - но слишком "близко" к его женщине, члена общества "Свиток и ключ". Впрочем, если Никола ди Винареа искренне верил, что убивает наглеца, пытавшегося "замутить интрижку" с красавицей Ману, сама Мария в ситуации разобралась куда лучше. К этому времени она уже определенно знала, что люди видят не ее истинный облик, а то, что она хочет им показать. А "показывала" она совсем другую женщину: золотоволосую и золотоглазую, виденную однажды в детстве на рынке в Монкалиери. Сама она - как, впрочем, и любой другой в этом времени и в этом месте, - считала эту способность колдовством. И в самом деле, кто, кроме оборотней и ведьм, способен по желанию менять свой внешность? Никто. А она умела, не говоря уже о том, что, приняв тот или иной облик, могла без усилий удерживать его до тех пор, пока сама не решит изменить. На тот момент это была ее единственная "колдовская" способность, но появление опасного чужака все изменило. Во-первых, выяснилось, что Ману его "чувствует" на свой никак не объяснимый словами манер. Разобравшись позже со своими ощущениями и сопоставив их с фактами "объективного контроля," Мария установила, что все время, пока длилась эта странная история, она точно знала, где находится "охотник", как знала и то, куда он движется. Дальность ее "детекции" оказалась весьма впечатляющей: один раз она проследила его до самой Ниццы, хотя не знала в то время, что это за место, и как оно называется. Второе, но не менее важное открытие касалось того, что, как минимум, четыре раза "охотник" куда-то исчезал - всегда мгновенно и без следа - и по прошествии времени точно так же возвращался из своего "нигде", появляясь здесь и сейчас. Еще любопытнее было то, что Мария обнаружила присутствие этого странного и опасного человека и рассмотрела его вблизи намного раньше, чем он обнаружил ее. Но именно ее, как выяснилось, он и искал. К сожалению, Мария так и не выяснила, откуда он приходил, и как узнал, что ему нужна именно она. "Охотник" умер раньше, чем она успела задать свои вопросы. И хорошо, что так. Она была в то время слишком молода, наивна и не образована, чтобы справиться с таким противником. Тем не менее, встреча не прошла для нее бесследно. В наследство от покойного ей достались странный прибор, с помощью которого, выслеживал ее агент "Свитка и ключа", не имевший, судя по всему, способности чувствовать таких, как Мария на расстоянии, приличная сумма в золотых генуэзских дженовино, флорентийских флоринах и венецианских дукатах, не говоря уже о серебряных денье и турских грошах, и револьвер, разбираться в конструкции которого ей пришлось не день и не два. Однако главным даром оказалось понимание того, в окрестностях Генуи есть несколько мест, где "вроде бы ничего нет", но где что-то, тем не менее, есть. В одном из таких мест Мария и совершила свой первый переход.