Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Мари оправлялась от болезни целый месяц, и как раз тогда ей впервые довелось взглянуть на светское общество; известный щеголь, полковник Брак, долгое время являвшийся любовником мадемуазель Марс, привел ее к этой выдающейся актрисе, которую, таким образом, она увидела у нее дома еще до того, как увидела ее на театральной сцене; затем — на детский бал, который давал герцог Орлеанский; затем — к г-ну Кювье, дочь которого позволила ей полюбоваться всеми чудесными зверями его сада.

Язвительный ум Мари не может отказать себе в удовольствии позлословить, когда она описывает упомянутый детский бал, для которого полковник заказал ей полный наряд Викторины из пьесы «Философ, сам того не зная».

«Мы приехали, — говорит она, — как раз в тот момент, когда герцогиня Беррийская открывала бал кадрилью; на ней было белое креповое платье, украшенное розовыми и белыми перьями, а голову ее венчала гирлянда из таких же перьев; наряд ее был куда красивее, чем она сама. Кроме того, я увидела там Мадемуазель, Великую мадемуазель, показавшуюся мне большой занудой. На балу я увидела также всех очаровательных дочерей герцога Орлеанского и танцевала большой галоп с герцогом Немурским. Его высочество никак не мог попасть в такт, наступал мне на ноги и все время отставал, так что в итоге я утомилась настолько же, насколько мне польстила эта из ряд вон выходящая честь».[10]

Затем, несмотря на ее мольбы, несмотря на ее слезы, несчастную Мари отвезли обратно в Сен-Дени; но в один злосчастный день ее бедная голова, разгоряченная воспоминаниями о недавних светских удовольствиях, не выдержала. У Мари началось воспаление мозга, осложненное воспалением легких. К концу третьего дня никакой надежды спасти ее уже не было, о чем письменно известили барона Каппеля, и в Сен-Дени спешно приехала г-жа Каппель. Она застала ребенка в состоянии сильнейшей горячки. Мари беспрестанно повторяла: «Мама, мама, мама, я умираю, потому что вы отвернулись от меня, я умираю от вашего равнодушия, я умираю от того, что папа меня позабыл!»

Мари было так плохо, что ее не решались везти домой. Приходилось дожидаться просвета, как говорят моряки. При первом же проблеске сознания у девочки мать обратилась к ней и пообещала, что, как только ей станет хоть чуточку лучше, ее заберут из Сен-Дени и возвратят к жизни, исполненной любви и свободы.

Это обещание оказалось действеннее всех врачей и всех лекарств, и две недели спустя девочка уже находилась в милом ее сердцу Виллер-Элоне.

VII

«О Боже! Такое горе чрезмерно для первого горя! Зачем отнял ты у меня столь рано мою опору и моего советчика, коль скоро уготовил мне в жизни столь трудные пути?.. Зачем? Неужели ты опасался, что с ним мне будет чересчур покойно на земле? Или же ты взял его на небо, чтобы туда устремляла я свои помыслы и надежды? О Господи, мне не прозреть бездонной глубины твоих замыслов, но во имя сострадания, коль скоро я не изнемогла под тяжестью моего креста, верни мне отца в уготованной тобой вечности!»[11]

Таким горестным криком заканчивает Мари Каппель рассказ о смерти своего отца, который был ранен на охоте и на другой день скончался от полученного ранения.

Этот крик исходит из самого нутра ее души: отец, всегда бесконечно добрый и бесконечно справедливый по отношению к ней, был единственным человеком, бесконечно любимым ею.

Конечно, у нее был еще и дед Жак, но ее дед Жак, по своим душевным качествам человек весьма заурядный, любил ее не больше, чем всех остальных. Барон Каппель был для маленькой Мари не только отцом, но и другом, товарищем в играх, ласковым учителем, который не жалел для нее поцелуев и обучал ее, забавляя.