Он по-прежнему играл в камушки, а вместе с ним играли и те четверо мужчин. Вернее, один. Самый первый, который заговорил с мальцом. Его капюшон был опущен, и Элинэе открывалось улыбчивое лицо с сеточкой морщин у самых глаз. Мужчина был немолод. На висках и в короткой бороде серебрились седые волосы, взгляд был прямой и открытый. Высокий лоб, светло-серые глаза, бледная кожа. Он был северянином в отличии от своего смуглокожего товарища, который теперь стоял в стороне и с озорной мальчишеской улыбкой наблюдал за его поражением в детской игре.
— Эх, — притворно вздохнул северянин, — видимо, не судьба мне просить о желании у Медовой.
— Может в другой раз тебе повезет, господин, — мальчишка в цветастом платке хитро улыбнулся и на этот раз предложил сыграть в камушки другому мужчине.
Элинэя, ставшая свидетельницей этого разговора, едва не рассмеялась. Малец-то был не промах.
— Элинэя, нам пора, — позвала Эла.
Они с Гартом стояли у самого входа в харчевню, а малец с четырьмя воинами были на берегу, что находился в низине. Свет от зажженных и воткнутых в землю факелов освещал лица четверых мужчин, но скрывал в тени лица тех, кто стоял над берегом близ заведения Борова-Уилла.
Элинэя собралась было последовать за Гартом и Элой, поспешившими к деревенской окраине, где и располагался дом пасечника, как вдруг ее внимание привлек первый из странной компании. Все это время он единственный держался в стороне и пока не проронил ни слова.
Снова встрепенулось сердце ведуньи. Странное чувство не давало покоя. Наконец тот мужчина заговорил с мальцом, игравшим в камушки.
— Можно и я сыграю? Вдруг мне повезет.
— Если выиграешь, добрый господин, тогда сможешь попросить о желании у Медовой, — ответил заученную фразу мальчишка.
Тот господин кивнул ему, а Элинэю вновь окликнула Эла.
Ведунья в последний раз посмотрела на мальчишку у реки и мужчин. Про них Элинэя решила расспросить у кого-то из местных. Кто такие, откуда приехали и куда держат путь. Все же было что-то странное в их облике, что-то, что никак не давало ей покоя…
Вскоре Элинэя и ее спутники добрались до деревенской окраины. Было темно, и снег казался серо-фиолетовым. В этой части деревни не было ни зажженных факелов, установленных в землю, ни харчевни, из окон которой лился бы яркий свет. Приходилось идти медленно, друг за дружкой, ступать осторожно и все время смотреть под ноги и по сторонам. Хорошо еще, что Гарт оставил телегу и лошадь под присмотром на постоялом дворе. С ними бы в потемках пробираться до дома пасечника, стоявшего на пригорке, пришлось бы трудно.
Наконец они добрались до дома Ладана, постучали и замерли. Дверь через некоторое время им открыла старая женщина. Седая, с худым морщинистым лицом и проницательным взглядом. В шерстяном зеленом платье и шали, накинутой на острые плечи. Выглядела она уставшей и как будто больной.
— Доброго тебе вечера, любезная, — поприветствовал хозяйку дома Гарт.
— Доброго и тебе, и твоим спутницам, — ответила она и внимательно оглядела Элинэю и Элу.
Дольше всего старуха задержала взгляд на девушке и будто бы сразу поняла, зачем пожаловали незваные гости.
— Нас направил к тебе хозяин харчевни, — тут же пояснил Гарт, — сказал, что вы с мужем можете приютить за небольшую плату.
— Кто там, Мирра? — послышался за спиной хозяйки голос пасечника.
Ладан появился на пороге дома уже в следующее мгновение и внимательно осмотрел нежданных гостей.
Ему Гарт в точности передал те же слова, что до этого сказал и его супруге Мирре.
— Боров-Уилл верно сказал, — отозвался Ладан, — мы сдаем комнаты.
За небольшую плату пасечник и его жена приютили на ночь Гарта с Элой и Элинэю. Выделили им одну комнату, да еще накормили пшенной кашей на молоке и напоили подогретым медом. Гарт пригнал с постоялого двора телегу, в которую была впряжена их с Элой старая кляча, а Элинэя помогла убрать со стола и приготовить для себя и супругов постели.
Ночью девушку разбудила встревоженная Эла. Была она белая, как полотно. Перепуганная, растерянная, с большими круглыми глазами. Руки у нее отчего-то тряслись, а голос дрожал.
— Элинэя, там такое… — указала она пробудившейся девушке куда-то за дверь сданной им комнаты.
Послышались голоса Ладана и Мирры, а еще голос того северянина, который вчера вечером играл у реки в камушки. Его голос Элинэя признала сразу же, вмиг позабыла про сон, поднялась с узкой лавки, укрытой одеялом, и стала прислушиваться.
Голоса за дверью были взволнованные.
— Что случилось?
— Там те всадники, что были у реки, — сбивчиво проговорила Эла, — пасечник и его жена, оказывается, и им сдали комнаты. Так вот, вернулись они поздней ночью, и одному из них сделалось дурно. Он так страдает. Но никто не знает от чего. Ну, я и сказала, что ты умеешь врачевать и пошла за тобой.