Облава на бульваре Маро началась внезапно, без обычного для полицейских шума и выкриков, беготни, визга заполошных дамочек и перевернутых лотков. Всякому босоногому жителю Демея хоть раз, да приходилось улепетывать, заслышав надвигающийся шмон, но то больше походило на веселую игру. Полицейские перемещались легкой трусцой, дальше первых кварталов в трущобы не углублялись и ограничивались двумя-тремя зазевавшимися неудачниками. А тут, поглядите-ка, сверкают бляхами, что брошками на ярмарке, и не где-нибудь, а в самом сердце района скупщиков, куда в иной день блюстители порядка и закона и не подумают сунуться. Разве что по уговору с матерыми.
Флико сам чуть не погорел, когда рука синего мундира тяжело опустилась на его плечо.
— Пойдем, парень, прогуляемся до Казарменной.
— Месье, да вы что? Меня тятенька ждут, заругают…
— Тятенька? — засомневался усатый мужик. — А пялиться на потаскух не заругают? Морда мне твоя знакома. Где это мы с тобой виделись?
«Конечно, виделись! Чудотворцы мне в помощь, но у тебя, следователь Оберен, плохая память на эти морды».
Флико одернул аккуратный шерстяной костюмчик, который ему справили в доме айна — слишком часто приходилось мелькать перед соседями в чинном храмовом райончике, и не все черным ходом. Непривычный жесткий воротничок-стойка, конечно, натирал шею, а короткий пиджачок делал невозможным залихватский прыжок через забор, но сейчас он был почти рад, что распрощался с такими удобными «драными тряпками», как назвал Байо его порты. Вон, у соседнего дома прижали Этьена, а вон побелевший Курт упирается, но идет за легавым. С ними никто и не разговаривал, а у него еще есть шанс отболтаться.
— Месье, — заныл мальчишка. — Месье, пожалуйста! Отец пришибет меня!
— Не скули! — рявкнул полицейский, шаря глазами по лицам прохожих. — Ага, вот и господин начальник пожаловал…
Тут-то Флико и понял: ситуация дрянь, делаем ноги. Сквозь пеструю, похожую на цыганский табор толпу, не обращая внимания на откровенные зазывы разряженных дамочек, к ним пробирался секретарь капитана Клебера, и уж очень нехорошая улыбка растягивала его тонкие губы. Узнал, рожа предательская. Узнал. Мельком глянув на полицейского и убедившись, что тот на него особо не смотрит, Флико резко рванул в сторону. Оберен, не будь дураком, ухватился за шкирку, но щуплый и юркий парень вывернулся из пиджака и припустил в сторону темнеющих подворотен.
Костюма жаль не было, а когда опостылевший целлулоидный воротничок остался далеко позади, в канаве, Флико почувствовал себя легкой птичкой, проносясь мимо домов, слепых своими закрытыми ставнями. Но расслабляться было рано.
— О-па! Кто это у нас тут? Офицер, сюда!
Цепкие пальцы пребольно ухватили за шею остановившегося чуть отдышаться мальчика. За его спиной будто из-под земли вырос тип уголовной наружности со шрамом через все лицо.
— Пусти! — заверещал Флико. — Ты че, своих сдаешь?
— А ты мне брат или сват? Офицер! — мужчина осклабился полным гнилых зубов ртом. И быстро зашептал ему в ухо. — Сегодня за вас, птенчиков, дают по десять даймов. Главы Цехов в доле, не в ту сторону тебя ноги понесли. Дуй в Ветошный, отсидись ночь в Грачовнике, туда не сунутся. И смотри, не попадись на глаза магу.
Когда за углом послышались тяжелые торопливые шаги, Флико инстинктивно дернулся бежать и не встретил никакого сопротивления, пальцы на его шее разжались, и уже в стремительно удаляющуюся спину полетело хриплое «привет капитану».
— Ай, шельмец! — завопил мужик, сгибаясь в три погибели. Стоило полицейскому приблизиться, как тот повис на нем, причитая. — Господин офицер, не видать мне внуков…
Бежать что есть сил, лететь сломя голову и молиться святому Марселю, укрывающему полой плащаницы своей просящих о милости богов беглецов.
Зловонный лабиринт дворов, тупиков и переулков, чрево выгребной ямы под названием Ветошный район, Грачовник. Люди, и правда, здесь больше походили на черных каркающих-кашляющих птиц, гнездящихся на всякой жердочке, сидящих на обочинах канав и мостящихся на порогах домов с незакрывающимися дверями, первые этажи которых давно опустились ниже уровня земли. Кособокие, построенные безо всякого порядку здания закрывали чистое небо, сгущая сумрак и тени трущобы до непроглядной черноты. Если окно не было заткнуто тряпьем или бумагой, то из него высовывалась грязная полураздетая женщина с опухшим лицом или разукрашенная бланшами небритая рожа. По узким кривым улочкам шатались в безделье пьяные патлатые оборванцы, профессиональные попрошайки, дети в одних рубашках и даже свиньи и куры. Стены домов, зачастую сооруженных из мусора и отходов, подпирались досками и палками, до поры до времени поддерживающими шаткие конструкции от неминуемого падения. Вертеп, город нужды и отчаянья во власти бесов.
Флико замер в нерешительности на границе этой клоаки — не менее грустной улочке с бурным потоком сточных вод, вышедшим из берегов засорившегося желоба.
— Эй, Флик! — от тени дома отсоединились две худенькие фигурки.
— Поль! Кто еще с вами?