Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

После войны, когда настроения в Польше были очень накалены, появился большой интерес к тому, чтобы наказать нацистских преступников, а некоторые хотели сделать это публично. До войны смертный приговор часто приводился в исполнение по-простому, всего несколькими людьми в закрытой обстановке. После войны Верховный национальный суд принял постановление, которое разрешало проводить такие казни публично. Основной принцип заключался в том, чтобы дать выжившим чувство удовлетворения, позволив наблюдать за смертью людей, которые причинили им зло³.

В районе Кракова единственной публичной казнью была казнь коменданта Аушвица Рудольфа Хёсса, которая состоялась на территории лагеря. Однако большой суд над персоналом лагеря Штутхоф в 1946 году привел к массовой казни в Гданьске 4 июля того же года.

Это публичное повешение стало в некотором роде коллективным катарсисом. Люди столько всего повидали во время оккупации и войны. В каждой семье кто-то был убит, воевал на фронте или содержался в концлагере; если и не их члены семьи, то друзья и соседи. Пойти и посмотреть, как наказывают нацистов, было в порядке вещей – с собой брали даже детей. К тому же страна лежала в руинах, жилья не хватало, люди не знали, кому доверять. Телевидения не было, и даже если у кого-то было радио, услышать казнь было совсем не то⁴.

Разные источники предполагают, что на казни в Гданьске присутствовало около 250 000 человек. Толпа ревела, в основном женщины, которые кричали: «За наших мужей! За наших детей!»⁵

Были и неприятные побочные эффекты этого публичного спектакля мести. Играя, дети начали вешать свои игрушки; случалось даже, что один ребенок вешал другого, насмотревшись на публичное повешение⁶. Кроме того, после казни толпа обступила тела и стала пытаться растащить их на части – «отрывая ноги и разрывая на куски». «Тогда [чиновники] сняли тела, положили их на машину и уехали⁷.

В итоге власти решили прекратить публичные казни⁸, и к 1947–1948 годам подобные буйства несколько поутихли. Возможно, именно поэтому сегодня так сложно определить, где именно повесили Марию и ее коллег и почему до сих пор существует путаница⁹.

С точки зрения логики совершенно бессмысленно то, что множество людей, которых должны были казнить в тот день, были доставлены на Сенацкую улицу. Как отмечает Данута Войнар-Гурецкая, «это была бы огромная процессия – более двадцати немцев и множество тюремных служащих, которые присутствовали на казни из любопытства»¹⁰.

Политзаключенный Францишек Оремус считает, что казни действительно происходили в Монтелюпихе, и отмечает, что расхождения в рассказах о месте казни были обычным явлением в коммунистический период.

– Коммунистические власти информировали общественность об одном, а потом делали что-то другое и держали это в секрете, чтобы замести следы¹¹.

Польский историк Станислав Кобеля, который провел обширное исследование на тему нацистских заключенных, содержавшихся в Польше, уверен, что сотрудников Аушвица вешали в небольшом здании во дворе Монтелюпиха¹².

По мере приближения дня казни приготовления усиливались. Запланированные казни должны были следовать установленному графику и протоколу. Были наняты палачи, которых привезли в Монтелюпих. В нескольких рассказах отмечается, что одним из палачей был карлик. «У него были косые глаза, и из-за своей низкой самооценки он выполнял работу палача»¹³. Ханна Высоцкая хорошо его запомнила.

– И там был карлик, очень непропорциональное тело, голова, ноги; про него говорили, что он ответственный за то, чтобы убрать табуретку из-под ног во время казни, поэтому, когда он там появлялся, было известно, что будет повешение, но не было известно когда¹⁴.

Еще одного из палачей, приезжавших для повешения, называли Французом, так как он был родом из Франции. Другие люди, работавшие на казнях, были тюремными охранниками. «Они никогда не смотрели людям в глаза»¹⁵.

Глава 103 EGZEKUCJA

Холодным утром 24 января 1948 года отец Мариан Старк вздрогнул и проснулся от ужаса, охватившего его дух еще тогда, когда холодный туман окутал пустынную улицу близлежащего лагеря смерти Аушвиц. Температура воздуха в тот день составила минус три градуса, дул слабый ветер, а небо было затянуто облаками¹.

В ту же субботу, как известно из местной газеты, в одном из театров шла оперетта «Скромная Сусанна», Уинстон Черчилль высказывался о политике африканской республики Бенин, Краковский филармонический оркестр исполнял Первую симфонию Брамса, а на последних страницах давались практические советы по лечению сифилиса.

В личном календаре Старка запись за этот день гласит просто: «Казнь преступников Аушвица, 5:45–10:00 утра (семь католиков)»².