Дневной свет неприятно смешивался с электрическим, когда его включали. Наконец тишину нарушили приближающиеся шаги. Все бросились к окнам. Люди в форме снова прошли мимо с противоположного направления, только в этот раз их вереница была гораздо короче, чем раньше.
Через несколько минут в тюрьму вернулась жизнь. Анна [надзирательница] открыла камеру, лицом бледно-серая, в глазах ужас.
– Немцев повесили. Я сама видела.
В ответ на ее слова наступила тишина.
– Стало так холодно. Если бы я знала, то не пошла бы. Это было ужасно.
Она продолжала стоять в тревоге… Кто-то спросил:
– Долго было?
– Да, двадцать два человека повесили. Заняло много времени. Господи, как же мне это надоело.
Вот и все ее слова. Завтрак в тот день не подавали1
.Глава 107
Последствия
Сразу после казней в распоряжении сотрудников тюрьмы оставался двадцать один труп. Протокол предписывал уведомить краковский отдел записей о том, что приговоры были приведены в исполнение. Кроме того, в отделе записей фиксировался их последний известный адрес. У Марии было написано просто: «Деревня Мюнцкирхен, Верхняя Австрия»2
.Было принято решение передать тела в медицинский институт Ягеллонского университета для использования студентами на занятиях по анатомии и препарированию. Доктор Ежи Людвиковский, в то время студент-медик, был в школе, когда услышал, что привезли тела военных преступников:
– Тела привезли на обычном городском грузовике, куда беспорядочно сбросили трупы, а затем выгрузили их безо всяких церемоний и уважительного обращения. [Единственным условием] было то, что количество трупов должно было совпадать с данными в документах3
.Большинству уцелевших узников лагерей понравилась бы такая параллель между обращением с телами в Аушвице и повешенными телами их убийц, небрежно брошенными в медицинском институте.
По стандартной процедуре, такие трупы сначала сохраняли в формалине в течение нескольких месяцев, чтобы они «затвердели». После этого тела могли лежать годами, их выбрасывали только тогда, когда они были «израсходованы» или препарированы до неузнаваемости. Людвиковский отмечал:
– В то время, после войны, недостатка в трупах не было. Их хранили в специальной комнате, где были ванны, контейнеры, в которых тела держали в формалине4
.Несколько студентов-медиков помнят, как работали над трупами персонала Аушвица. Особенно большое впечатление произвело тело Мандель. Будущий директор Института судебной медицины, профессор Здислав Марек, сдавал экзамен по анатомии на трупе Марии и бальзамировал правую ногу5
. Помимо студентов-медиков Ягеллонского университета, к трупам приводили студентов-искусствоведов из Краковской академии изящных искусств. Начинающий скульптор Войцех Плевиньский вспоминал, что, когда они вошли в большой зал, заставленный столами, он заметил «бычью шею эсэсовца и молодую, симпатичную женщину, – вероятно, это была Мария Мандель, потаскуха из Бжезинки»6. В июне 1949 года Ежи Людвиковский сдавал экзамен по анатомии на хорошо сохранившемся теле и сохранил яркие воспоминания о личной встрече с мертвой Марией Мандель.Как обычно перед экзаменами, я очень нервничал. На столе лежал труп хорошо сложенной женщины с фантастической мускулатурой. Экзаменатор дал мне задание сделать овальное отверстие в брюшной полости бедренной артерии. Я сосредоточился на задании и, естественно, не смотрел на труп. Я бы провалил экзамен, если бы не экзаменатор, который сказал: «Режь здесь глубже, ты же наверняка видишь, какая у нее плотная жировая ткань?» Поэтому я так и сделал, что привело к блестящему результату. Я сдал экзамен, получив оценку «В».