Через несколько кадров, на более качественном снимке, Гиммлер уже появился и начинает осмотр «войск», с перчатками в руках, в своем эсэсовском плаще. Теперь поведение женщин изменилось. Все стоят наготове. Большинство смотрит вперед, хотя некоторые бросают взгляды в сторону Гиммлера. Йоханна Лангефельд следует за небольшой группой мужчин, явно подчиняясь им. Вокруг четко очерчены лагерные постройки, а на крыше соседнего здания виден охранник.
После осмотра женщин-надзирательниц Кёгль и Гиммлер встретились в главном офисе, чтобы обсудить различные проблемы, стоящие перед лагерем, включая непрекращающееся сопротивление свидетелей Иеговы4
. Кёгль хотел получить от Гиммлера разрешение на введениеНа протяжении большей части визита Лангефельд была унизительно оттеснена на второй план, пока Гиммлер (бывший куровод) и Освальд Поль, еще один высокопоставленный офицер СС, вели долгую и бесстрастную дискуссию об управлении птицеводческим хозяйством в соседнем поместье Поля6
.В своих послевоенных показаниях Мария утверждает, что во время этого посещения она лично подошла к Гиммлеру и ходатайствовала от имени политической заключенной. «С нами находилась политзаключенная, которая, как предполагалось, участвовала в подрыве моста во время вторжения немцев. Во время посещения рейхсфюрером Гиммлером она была освобождена в течение пяти дней по моей просьбе к нему»7
. Мария рассказывает, что позже заключенная написала ей письмо с выражением поддержки и благодарности, которое после войны было конфисковано полицией из дома ее сестры.Возможно, Мандель, которая в то время искала положительные свидетельства, которые могли бы подкрепить ее защиту в суде, просто пускала пыль в глаза.
Есть документы, подтверждающие, что Гиммлер действительно представил форму об освобождении политзаключенной во время этого визита. Однако для того, чтобы помилование появилось в день рождения Гитлера, как это было принято, объявление было отложено на четыре месяца8
. Было ли это сделано по инициативе Марии Мандель или нет, выяснить не представляется возможным.Глава 13
«За работу!»
По прибытии в Равенсбрюк у Марии была самая разнообразная работа. Она, как и все надзирательницы, должна была проводить переклички по утрам и вечерам. После переклички старший надзиратель распределял женщин по разным рабочим бригадам, которые менялись ежедневно2
, и отвечал за «бесперебойную организацию лагерных дел»3.В начале лета 1939 года в Равенсбрюке содержалось около тысячи женщин-заключенных. Поскольку строительство лагеря было еще не завершено, большинство из них были распределены для работы на строительных площадках. Одна заключенная, переведенная из Лихтенбурга, отмечала, что вначале лагерь даже не был полностью построен. «Это были просто бараки в песчаной пустыне»4
.В трудовых отрядах в Равенсбрюке обычно был один вооруженный охранник, хотя к большим отрядам иногда приставляли дополнительного надсмотрщика5
. Заключенные редко знали имена охранников, так как должны были обращаться ко всем надсмотрщикам «фрау ауфзерин» – «госпожа надзирательница». Стали распространены прозвища, обычно навеянные действиями или внешностью охранника, например, «змея», «рыжая» или «ведьма»6.Женщин, занятых на работах, запугивали и контролировали с помощью демонстрации насилия. Надзирателям предписывалось держаться от заключенных на расстоянии шести шагов, но всегда держать их в поле зрения. Во время любых попыток устрашения разрешалось использовать собаку или пистолет. Собаки также использовались во внешних отрядах для предотвращения побегов – эту политику пропагандировал Генрих Гиммлер7
. Он считал, что клыки особенно полезны для запугивания женщин-заключенных и помогают сократить количество необходимых охранников-людей8. В результате большинство женщин-надзирательниц в Равенсбрюке работали с собаками, забирая животных у входа в лагерь по пути на уличные работы и возвращая их ночью в питомники у границы лагеря9.