Мария часто сталкивалась с разочарованием и в других своих попытках улучшить условия в женском лагере. В своих досудебных показаниях она заявила, что положение мужчин-заключенных в Аушвице было лучше во всем, что касается провизии. У них было достаточно возможностей получить все, так как они активно работали во всех отделах. О том, что заключенные-мужчины совершенно не заботились о благополучии женщин, можно судить по следующему факту:
Когда мужчинам пришлось покинуть лагерь, чтобы освободить место для женщин, на все просьбы помочь работать в нашем лагере они отвечали отказом. Они вырвали все электрические провода, выключатели, патроны и лампочки. Мне пришлось обратиться к руководству, чтобы все отремонтировать.
Мы, надзиратели, столкнулись с этими ужасными условиями, в которых приходилось выполнять свою работу. Я провела в Аушвице всего четыре недели, а уже семь надсмотрщиков попали в больницу с тифом. Мне почти некем было руководить, так как некоторые оставались в больнице по году. Нам не разрешали заходить в палаты в своих платьях и нижнем белье, так как они были полны блох и вшей из лагеря. Это было ужасно7
.Постепенно условия несколько улучшились. Мандель продолжала просить у Хёсса положить бетонные полы, на что тот приказал ей обратиться напрямую к начальнику строительства Бишоффу, потому что как женщине ей было проще добиться результата. Бишофф отказался. В конце концов Мария получила от Освальда Поля разрешение на установку штампованных глиняных полов в казармах и отметила, что «с ними было невозможно содержать все в чистоте и без вшей». Врачи часто менялись. «Приехал Менгеле и очень много сделал. Доктор Виртс помог с теплой водой, так что тиф и эпидемии сократились»8
.Глава 27
Appell. Перекличка была пыткой
Мало найдется рассказов о жизни в Биркенау, в которых бы не упоминались ежедневные переклички. Заключенный Александр Кинский позже заметил, что, когда Мандель входила в лагерь, начиналась суматошная перекличка, и Мандель всегда присутствовала на ней. Нацистская страсть к порядку превращала переклички в задачу первостепенной важности, и Мария знала, что одной из ее главных задач на посту главной надзирательницы будет их организация. Для надзирателей, а особенно для заключенных, это была обременительная и сложная задача. Переклички могли длиться по несколько часов, часто в ужасную погоду. Заключенные, одетые в неподходящую одежду и лишенные нормального питания, терпели как могли. Позже эти переклички превратились в отбор тех, кто будет жить, а кто умрет, разделяя заключенных на больных и здоровых. Чрезвычайные страдания во время перекличек стали рефреном, который будет часто повторяться во время суда над Марией за ее военные преступления2
.Мария заявила: «Когда я приняла в управление лагерь, то даже не могла определить точное количество заключенных. Чтобы обеспечить порядок, мне пришлось составить каталог заключенных. С этой целью и с согласия политотдела были организованы две воскресные переклички. Учитывая беспорядок, который я обнаружила, и отсутствие какой-либо организации, эти переклички были долгими, затягивались на весь день. Я утверждаю, что во время этих воскресных перекличек никто из заключенных не умер. Разве что некоторые заключенные падали от истощения»3
.Уцелевшие помнят, какой хаос творился во время тех ранних перекличек. Хелен Тихауэр, заключенная, которая находилась в женском лагере почти с самого его основания, вспоминала хаос административного процесса, в котором женщины-охранники с трудом продвигались в своем деле. Заключенные прятались, перебегали от одной группы к другой, а номера не совпадали, и весь процесс приходилось начинать сначала. Позже Мария говорила, что «дела с перекличкой заключенных обстояли ужасно»4
.