Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Хелен Тихауэр, работавшая в лагерной канцелярии, позже отмечала, что у Мандель «было много врожденных способностей и понимания музыки, искусства, что помогло ей завести отношения с архитектором [Янишем]. Она должна была как-то общаться с ним. Она с пониманием относилась к закону и порядку»⁴. Будучи земляками-австрийцами, они нашли и другие общие интересы.

Отношения между Марией и Йозефом были благом для Тихауэр, так как Яниш имел доступ к материалам, необходимым ей для работы в офисе. Мандель спросила Тихауэр, что ей нужно, и на следующий день, к ее изумлению, Хелен получила самое лучшее архитектурное оборудование, которое закупил Яниш⁵.

Другие заключенные описывали Яниша как очень красивого и не особо жестокого человека. Скорее, «он просто строил здания»⁶ и большую часть времени проводил в Bauleitung (управлении строительными работами).

Когда новость об их связи распространилась по женскому лагерю, заключенные с восторгом обсуждали сплетни о том, что Мандель обратилась в медицинский кабинет СС, чтобы полечиться от боли во время полового акта⁷.

Некоторые уцелевшие заключенные считают, что Яниш оказывал на Мандель сдерживающее влияние. Элла Лингенс-Райнер отметила, что в период отношений Марии и Йозефа некоторым заключенным, знавшим ее по лагерю Равенсбрюк, было трудно узнать ее в Аушвице.

– Обычно считалось, что ее благоверный запретил ей принимать активное участие в избиениях. К сожалению, позже его перевели в качестве наказания, потому что он что-то «организовал», и она вновь взялась за свое⁸.

Заключенные часто видели, как по воскресеньям Мария и Йозеф катались верхом вместе, причем Мария была одета в белую блузку с настоящей красной розой. В другое время Мария и Йозеф катались верхом рано утром, еще до переклички⁹. Тихауэр уточняла: «Чувствовала себя как в Голливуде. Красивые люди. Красивые лошади»¹⁰.

Их также видели катающимися верхом по вечерам и на закате, за действующими крематориями, извергающими дым, где по приказу лагерного начальства были вырыты огромные ямы для сжигания человеческих тел. Мощности крематориев какое-то время не хватало, и многие старые трупы были захоронены в братских могилах. Оскар Грёнинг вспоминает, что по какой-то причине пришел приказ снова открыть братские могилы и сжечь мертвецов. «Вероятно, сыграл роль страх перед заразой»¹¹.

У Грёнинга остались яркие воспоминания о тех ночах, когда костры пылали вовсю, потрескивая и дымясь; за ними ухаживали зондеркоманды, которые, казалось, были ошеломлены своей работой. Воздух был горячим, влажным, черным, словно разыгрывалась сцена из «Ада» Данте. Многие трупы выглядели так, словно пытались сесть, как будто все еще были живы. Грёнинг ярко описывает момент, когда «внезапно член одного мужчины развернулся и начал жить своей собственной жизнью», что привлекло его внимание. Ситуация была настолько запущенна, что надсмотрщики приказали сбрасывать живьем в пылающие ямы тех, кто только выходил из транспортов. Горящие несчастные кричали как сумасшедшие, люди, ожидавшие своей очереди, причитали и умоляли¹². Эти сцены, без сомнения, неоднократно наблюдали Мария и Йозеф во время своих вечерних прогулок по задворкам лагеря.

Мария уже давно перестала сомневаться в моральном облике лагерей. Теперь это было обыденностью, заключенные перестали быть людьми, а стали лишь проблемами, с которыми нужно было справляться. Если в конце концов им приходилось умирать, то так тому и быть. И если умерли от ее руки или в результате ее действий, то, значит, такова была жизнь. Она была уверена в своих действиях, уверена в праведности и необходимости того, что делала. В тот момент, похоже, она ни о чем не жалела. Мария не могла понять, во что она превратилась, отражаясь в глазах сгоравшей в огне жертвы.

Глава 31 «Дамочки»

Понимаете, дело такое. Если девушка – путана, ее отправляют в лагерь в качестве заключенной. Если она делала свои дела только в баре, то ее отправляют в лагерь надзирательницей.

Элла Лингенс-Райнер¹

Страсть Марии к порядку и дисциплине влияла и на ее общение с другими женщинами-надзирательницами. Одна из уцелевших женщин отметила, что Мандель наводила ужас даже на надзирательниц. «Увидев ее, они все стали очень старательно добиваться ее расположения, чтобы получить повышение. Она была всемогущей хозяйкой в лагере»².

Возраст женщин под началом Мандель варьировался от девятнадцати до сорока двух лет, а средний возраст составлял двадцать восемь лет ³. Как и в Равенсбрюке, большинство из них были незамужними⁴, необразованными и происходили из рабочего или среднего класса. Большинство были немками или австрийками⁵.