Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

В 1943 году Мария не могла закрыть глаза, уши и нос на реалии блока 25. Несчастные женщины, запертые внутри, полностью осознававшие свою судьбу, мучились от жажды. «Они рыдали, умоляя дать им воды. Десятки рук тянулись сквозь зарешеченные окна»¹⁰. Истошные крики о помощи и женские голоса, истерзанно вопящие «Убийцы, убийцы, вы должны сдохнуть в собственной крови!», были обычным явлением¹¹. Когда в блоке набиралось достаточно людей для «полной загрузки», ночью прибывали грузовики, чтобы отвезти женщин в газовую камеру¹².

Женщина, работавшая в соседнем с Мандель офисе, вспоминала про ужасы блока 25. Каждый вечер, неизменно полдевятого, прибывал грузовик с охранником-эсэсовцем. «Вскоре я слышала крики жертв, которых, избитых пистолетами и дубинками, тащили за волосы и конечности и затаскивали в грузовик. Я также слышала бессердечный смех эсэсовцев, которым обычно для этой работы наливали дополнительную порцию бренди… Грузовик за грузовиком уезжал нагруженный до тех пор, пока в блоке 25 никого не оставалось»¹³.

Глава 33 Воплощение Сатаны

Среди всего персонала лагеря не было никого кошмарнее Мандель. Она проявляла необыкновенный садизм по отношению к заключенным и, когда дело касалось избиений, всегда смотрела на нас глазами, полными ненависти. Всегда искала возможность выплеснуть свой гнев.

Мария Гакевич, бывшая узница концлагеря Аушвиц-Биркенау¹

Годы, проведенные Марией в спортивном клубе, и ее последующая работа в качестве главной надзирательницы сформировали в ней огромную физическую силу и мощь. Крепкое мускулистое тело и все более порочный нрав вылились в женщину, которую боялись во всем лагере. «Ее считали воплощением Сатаны»².

Мария всегда носила в сапоге короткий кожаный хлыст, которым часто пользовалась. Обладая рефлексами хищника, она могла нанести удар тогда, когда его меньше всего ожидали. Однажды, уходя с выступления оркестра, она резко выхватила хлыст из сапога и ударила им кого-то из заключенных «просто так»³. Другая женщина вспоминала, как Мандель остановила свою машину перед работающей заключенной, чтобы избить ее. «А потом села обратно в машину и уехала»⁴.

Хотя эсэсовцам рекомендовалось использовать плетки, палки или дубинки, а не бить заключенных голыми руками, Мария часто избивала своих жертв кулаками и, похоже, получала удовольствие оттого, что била заключенных по лицу⁵. Жертвы часто падали на землю в лужах крови, а Мария продолжала их пинать⁶.

Заключенная Геновефа Улан вспомнила, как Мандель и Дрексель избивали ее во время проверки. «Они по очереди били меня по лицу кулаками, как боксеры. Я начала терять сознание, отключаться, но устояла на ногах. Тогда одна из них вылила на пол кипящий суп, и обе, не прекращая пинать меня, вывели меня из равновесия, отчего я села в кипящую жидкость»⁷. Инстинктивно от ожога она попыталась подняться, но Мандель и Дрексель схватили ее за плечи, не давая встать. Всласть насытившись своей жестокостью, они ушли.

Анна Шиллер описала атмосферу страха, которую Мандель создавала в лагере. Если она кого-то избивала, то «ломала челюсти»⁸. Другая заключенная, Ванда Мароссаньи, вспоминала, как секретарь Мандель, Каролина Вилинска, наблюдала, как Мария так сильно избивала немецких женщин-заключенных, что приходилось смывать потоки крови⁹. Однажды Шиллер услышала, как другая надзирательница спрашивала у Мандель совета о том, как организовать перекличку. Мандель ответила, что для этого и нужна палка, которая есть у каждого надзирателя блока: «Нужно бить, ломать палки или убивать до смерти». «Убивать до смерти – это был ее любимый лозунг, который она постоянно повторяла и которому следовала. Милосердия или пощады для нее не существовало»¹⁰.

Мандель и ее подчиненные с удовольствием подвергали заключенных обыскам, которые длились по несколько часов. Большинство из них пытались собрать небольшую коллекцию предметов, которые называли своими «сокровищами», – вещи, которые помогали им выжить и наличие которых буквально значило разницу между жизнью и смертью¹¹. Северина Шмаглевская вспоминала, что надсмотрщиков интересовали не сами сокровища, а то, будет ли заключенная молить о пощаде или дрожать от страха. Если она просила вернуть ей пожитки, они громко смеялись, записывали ее вытатуированный номер и уходили. Если же она сохраняла гордость, «били, истязали, секли плетью в кровь»¹².