Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Такие повседневные мероприятия, как обливание, доставляли огромные страдания. «Помню, как я увидела несколько тысяч голых женщин, стоящих перед баней, где их брили и покрывали каким-то средством: так называемая дезинфекция от вшей. Было очень холодно, полно грязи, шел дождь. И когда женщины тряслись от холода, надзирательницы били их палками»¹⁵. Женщины-надзирательницы били заключенных сильнее, если рядом находился красивый эсэсовец, но если во главе отряда стоял «неуклюжий», «они были спокойнее и не выпендривались»¹⁶.

Глава 35 Униженные, потрясенные, беспомощные

Я неоднократно жаловалась на то, что Хёсслер и Молль грубо выражались в адрес заключенных, это было неприлично.

Мария Мандель¹

Мария, получившая образование в монастыре, славилась сквернословием² и получала огромное удовольствие оттого, что могла оскорбить заключенных³.

Распространенным словечком было: Du kleine Mistbiene! («Ах ты маленькая говнопчелка!»)⁴, обычно выкрикиваемое в адрес заключенной, которая не могла совладать со своим кишечником после приступа диареи. Мандель добавляла в свою речь и другие излюбленные выражения, например, Die Luder («шлюха», «распутница», «тупое создание»), Hurweiber («шлюха-сука»)⁵ и Dreckige Saujudinnen! («отвратительные жидовские свиньи!»)⁶. Мария вспыхивала яростью, если при возвращении трудовой колонны обнаруживала незаконно собранную морковь или свеклу. «В этот момент она начинала ругаться»⁷.

Ежедневные переклички предоставляли множество возможностей. «Во время переклички Мандель оскорбляла нас, называя проклятыми польскими свиньями и другими грязными словами, подчеркивая, что такой бардак может быть только в Польше, но теперь, когда мы на «немецкой земле», мы должны следовать немецкой системе»⁸.

В наказаниях Марии по-прежнему присутствовала сексуальная составляющая. Казалось, она получала удовольствие от унижения раздетых женщин. Индивидуальные наказания часто предполагали, что женщину будут раздевать или ставить в уязвимое положение⁹. Обнажение перед эсэсовцами было стандартной частью процедуры приема в лагерь, равно как и сопутствующие грубые и вульгарные комментарии и оскорбления. Во время последующей рутинной дезинфекции Мандель упивалась тем, что выставляла заключенных на всеобщее обозрение и указывала мужчинам, где нужно стричь или брить волосы на теле женщин¹⁰. Многие женщины помнят то чувство стыда и мучения. Многие женщины описывали этот процесс тремя простыми словами: униженные, потрясенные, беспомощные.

Даже Мандель иногда пресыщалась. Марго Ветровцова вспоминает, что ее первая встреча с Мандель произошла, когда она выходила обнаженной после душа. Мандель заметила: «Видеть больше не могу голых женщин!»¹¹.

Элла Лингенс-Райнер отметила, что сексуальная ревность Марии к молодым девушкам была очевидной. «Она не уставала придумывать новые и непристойные способы завязывания платков, велела делать монашеские прически, ненавидела всех заключенных женщин, которые были относительно хорошо одеты, и особенно она ненавидела нашу очень привлекательную еврейку, главного врача»¹².

В Аушвице I и Аушвице III (Буна-Моновиц) были построены бордели, и Мандель было поручено укомплектовать эти заведения проститутками¹³. Некоторые заключенные, например, Герман Лангбайн, считают, что Мандель строго следила за тем, чтобы те, кто приходил в бордель, делали это добровольно¹⁴.

Хелен Тихауэр вспоминает, как Мария читала лекции женщинам, опытным проституткам из Германии, которые добровольно шли на эти должности. Мандель заявила, что им должно быть стыдно за себя, что она никогда бы не посоветовала им этого делать. Что теперь у них есть шанс стать хорошими немецкими женщинами¹⁵. «Она [Мандель] была очень нравственной, старалась быть хорошей женщиной. Порядочной женщиной, чтобы убедить других женщин отказаться от проституции»¹⁶.

Глава 36 Перерыв, чтобы отдать должное мужеству уцелевших

По иронии судьбы то, что случилосьсо мной в семнадцать лет, определило мою жизнь.

Зофия Циковяк¹

Ни один человек, побывавший в лагерях, никогда полностью их не покидал.

Ни один человек, переживший Аушвиц, не исцелился от последствий зла раз и навсегда.

Хельга Шнайдер, дочь бывшей надзирательницы²