Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Скрипачка Зофия Циковяк вспоминала, что была уже осень, когда она пришла с мальчиком, «милым ребенком, который очень доверял ей, был очень открытым». Мария попросила оркестр сыграть короткую композицию, и ребенок начал танцевать под музыку.

– Он начал танцевать, как танцуют дети. И что интересно, ребенок продолжал держать ее за руку. Я это помню, потому что через некоторое время, не знаю, через сколько, я увидела ее на дорожке у железной дороги; она вела его в крематорий, и это меня парализовало. Я мучилась вопросом: «Как это возможно?»⁷.

Глава 51 Ребенок, которого съели крысы

Вот почему я не могла позволить себе даже малейшей слабости по отношению к матерям и детям. Когда я видела, как самых маленьких уводят в Бункер, все, что я могла думать, это: «Несколькими еврейскими сопляками меньше; это дети, которые никогда не вырастут в мерзких взрослых евреев».

Хельга Шнайдер, «Отпусти меня», цитата бывшей надзирательницы¹

Станислава Рахвалова, которой предстояло сыграть важную роль в будущем Марии, всегда отмечала эту двойственность в ее характере. То, как она однажды «усыновила» ребенка, а на следующий день участвовала в выбраковках на железнодорожной рампе, где были дети, которые шли прямо на смерть, а она спокойно наблюдала за этим. «И то и другое была Мандель»².

После войны появилось много свидетельств того, что Мандель проявляла особую жестокость по отношению к беременным матерям и новорожденным детям. Хотя на суде она отрицала это («После родов матерей помещали в больницу, где им обеспечивали медицинское обслуживание и уход за детьми»³), существует множество доказательств обратного.

Анна Паларчик рассказывала, что часто видела в лагере, как новорожденных детей клали в машину «Скорой помощи», словно помещали на своего рода склад.

– Их клали туда, и они оставались там до самой смерти. В сорок втором году, если беременная женщина поступала в лагерь, ни она, ни ребенок не оставались в живых⁴.

Доктор Костюшка вспоминал, как новорожденных детей топили, а затем сжигали в печи, как младенцев в возрасте нескольких месяцев забирали у матерей и убивали⁵. Александр Кинский позже рассказывал, что Мандель заморила голодом ребенка⁶, а Антонина Пятковская поведала об одном случае, когда Мандель приказала выбросить новорожденного ребенка за пределы барака, где его съели крысы⁷.

Пятковская также рассказала, что в 1942 году по приказу Мандель беременных женщин и младенцев убивали уколами фенола⁸. Доктор Костюшка согласился с ней, заявив, что Мандель отправляла беременных женщин в газовую камеру или убивала их уколами фенола⁹ и что из-за условий содержания в женском лагере почти все рожденные там дети умирали¹⁰.

На последующем суде над Мандель было отмечено несколько особых случаев. Среди них – жестокие действия Марии во время ликвидации чешского семейного лагеря, а также другой случай, когда из Витебска прибыл транспорт с русскими женщинами, и она забирала детей из рук матерей, бросая их «как камни» в машины, стоявшие наготове, чтобы отвезти детей в газовые камеры.

Люба Рейсс рассказала, что во время одного из отборов Мандель заметила среди заключенных молодую гречанку, очень красивую и здоровую, на позднем сроке беременности. Мандель отправила ее в блок 25.

– Женщина объяснила, что находится на девятом месяце беременности и что после родов она сможет работать. Она умоляла сохранить ей жизнь. Мандель ударила ее ногой в живот и отправила в газовую камеру¹¹.

Как можно объяснить эти парадоксальные действия Марии? Психолог Джон Гротген предполагает, что Мандель не могла позволить себе дать волю доброте, сжаливаться над такими вещами, как кудряшки ребенка, и изо всех сил старалась избегать сострадания. Все, что вызывало сострадание, было опасно как в личном, так и в профессиональном плане. Она должна была бороться с этим.

– Мария воспринимала себя как человека, который вряд ли станет родителем. Одной из трагедий в жизни Марии была преждевременная смерть сына ее сестры, Франца Йозефа. Таким образом она проживала эту потерю: это был способ убежать от своей реальности.

Гротген отмечает, что для Мандель дети также были возможностью стать еще более влиятельной. Взять жизнь, взрастить ее, а затем убить. Обладать властью, чтобы совершить такой поступок.

– Что касается ее общения с детьми – это как эмоциональный отпуск. Например, пообщаться с ребенком – насладиться приятными эмоциями, словно побывать в простом, счастливом мире. У многих надзирательниц были свои постыдные удовольствия, а у нее свои; это и еще животная потребность во власти¹².

Глава 52 Преждевременная утрата