За то въ этотъ день Гомесъ и возрадовался несказанно и озлился неописуемо. Возрадовался Гомесъ потому, что слава о немъ дошла уже до французскаго короля и тотъ прислалъ за нимъ пословъ приглашать егь къ себѣ. А озлился Гомесъ потому, что при его напоминаніи объ обѣщанной ему поконымъ королемъ наградѣ, т. е. половинѣ королевства — королевичъ отвѣчалъ:
— Не хочешь-ли вотъ этого! и показалъ Гомесу шишъ.
Гомесъ сослался на королеву, какъ на свиѣтельницу. Королева отвѣчала, что ея изба съ краю — ничего не знаю! Что-жъ было дѣлать? Позлился Гомесъ и согласился взять мѣшокъ золота. И за то спасибо. Кромѣ того, онъ началъ уже величаться маркизомъ Касторкинымъ.
Во Францію онъ не захотѣлъ ѣхать.
Гомесъ зажилъ въ столицѣ, сталъ лѣчить и скоро прославился на весь міръ. Не было случая, чтобы онъ не вылѣчилъ, когда брался за дѣло, и не было случая, чтобы остался живъ больной, отъ котораго онъ отказывался.
Гомесъ сталъ страшнынь богачемъ и жилъ въ домѣ, который былъ не хуже дворца, и ѣздилъ въ золоченыхъ каретахъ. Только одна была у него забота. Онъ строго настрого приказалъ своимъ 18-ти сыновьямъ не смѣть и думать объ женитьбѣ. Когда кто изъ нихъ приходилъ просить позволенья жениться, то Гомесъ приходилъ въ такую ярость, что грозился убить родного сына, прежде чѣмъ дозволить ему эдакое безобразіе. Жена, сыновья и всѣ друзья не могли объяснить себѣ этой нелѣпости и говорили, что какъ у всякаго барона своя фантазія, такъ у всякаго великаго человѣка свой пунктикъ. А Гомесъ, конечно, считался великимъ человѣкомъ во всемъ королевствѣ.
И такъ, маркизъ Касторкинъ жилъ-поживалъ въ свое удовольствіе и нажилъ горы золота. Но вмѣстѣ съ деньгами и почетомъ голова у Гомеса пошла кругомъ. Хвастунъ и враль онъ сталъ уже давно, но съ каждымъ годомъ все увеличивалась его самонадѣянность.
Всѣ вѣрили, что онъ великій медикъ, какыхъ и не бывало еще на свѣтѣ… Скоро и самъ Гомесъ повѣрилъ въ это. Хоть и оглядывалъ онъ тщательно горницу, прежде чѣмъ взяться лѣчить больного, и не брался никого вылѣчить, если госпожа Смерть была на лицо — но, однако, онъ лѣчилъ уже не по-прежнему. Сталъ онъ водить знакомство съ другими докторами — и хотя обращался съ ними величественно и достойно, но сталъ кой-чему у нихъ и учиться. Прежде, бывало, возьметъ онъ воды простой, наболтаетъ въ нее сахару или соку апельсяннаго, или вина — и готово лѣкарство! И живъ больной! А теперь, вообразивъ себя и впрямь ученымъ, сталъ онъ, по примѣру другихъ, травы собирать цѣлебныя и настоящія лѣкарства стряпать.
Придетъ онъ къ больному. Смерти въ горницѣ нѣтъ, — взять бы воды! И прекрасное бы дѣло! Такъ нѣтъ! Гомесъ давай бурду сочинять, травы разныя варить и больного ими накачивать. А то начнетъ, съ важнымъ видомъ, кровь пускать изъ больного. Все другіе доктора да своя глупость — смущали.
Бѣдныхъ онъ еще лѣчилъ водой изъ рѣчки, но чѣмъ важнѣе былъ больной, тѣмъ пуще Гомесъ мудрилъ.
Лѣчилъ онъ разъ одного сенатора, такъ цѣлый возъ сѣна сварилъ въ котлѣ и все это выпить его заставилъ. Спасибо, сенаторъ попался здоровенный, да съ большимъ животомъ… Было куда вливать.
Долго ли, коротко ли лѣчилъ такъ и мудрилъ Гомесъ, a пришло время — и стряслась на него изъ-за этого мудрствованія лихая бѣда.
Вздумай прихворнуть на грѣхъ королева — и чѣмъ-то совсѣмъ не смертельнымъ. Разумѣется, сейчасъ послали за Гомееомъ. Этотъ былъ не злопамятенъ — и хоть новый король, вступивъ на престолъ и надулъ его, не сдержавъ обѣщаніе отца, — но Гомесъ потомъ утѣшился титуломъ маркиза Касторкина и своимъ золотомъ, что загребалъ чуть не лопатами.
Явился Гомесъ во дворецъ. Король его встрѣтилъ, какъ прежде встрѣчалъ Гомеса его отецъ, покойный король.
— Ну, Гомесъ, голубчикъ, мамаша моя захворала. Всѣ доктора говорятъ, что это пустяки, и лѣзутъ ее лѣчить именно потому, что болѣзнь пустая, но я ужъ по старой памяти за тобой послалъ.
Гомесъ вошелъ въ горницу. Смерти, конечно, нѣту! Да она и быть не могла, потому что королева, по правдѣ сказать, съ жиру баловалась; захотѣлось ей поваляться да поохать. А болѣзни у нея совсѣмъ никакой нѣтъ. Здоровехонька, голубушка.
Доктора это пронюхали — оттого особенно и лѣзли лѣчить… Гомесъ поглядѣлъ больную и тоже видятъ:- здоровехонька королева, а такъ, блажитъ!
Потому ли, что хотѣлось Гомесу поспорить съ докторами или хотѣлось важности напустить насебя, или, можетъ такъ, зря, но только Гомесъ заартачился… И говоритъ онъ королю:
— Доктора всѣ врутъ! Ваша мамаша при смерти.
— Что ты? ахнулъ король. Онъ помнилъ, какъ Гомесъ насильно уложилъ въ постель его отца, еще здороваго, и какъ тотъ дѣйствительно чрезъ три дня умеръ.
— Очень даже ваша мамаша плоха! все повторяетъ Гомесъ. — Совсѣмъ дрянъ дѣло!
Королева хоть и была здоровехонька, а услыхавъ эти слова великаго доктора, такъ и привскочила на поетели. Она тоже помнила случай съ покойнымъ нужемъ и предсказанье Гонеса. Здорова-здорова была королева, а и ее морозъ по кожѣ пробралъ.
— И на кой прахъ я ложилась въ постель! подумала она. Только болѣзнь себѣ накликала. Что жъ у меня такое? спрашиваетъ королева Гомеса.