— Какаяже болѣзнь у мамаши? спрашиваетъ и король.
— Холера! говоритъ Гомесъ.
— Что ты, Христосъ съ тобой! говоритъ королева. — Совсѣмъ нѣтъ. Вотъ ужъ это-то… такъ, ей-Богу, нѣтъ!
— Я вамъ говорю: холера! чуть не кричитъ Гомесъ. — Будете вы со мной еще спорить! Что вы въ медицинѣ смыслите?!..
— Помилуй, Гомесъ! возражаетъ королева. — Не въ обиду будь тебѣ сказано, ты не можешь судить.
— Кому же судить, коли не мнѣ?
— Да вѣдь мнѣ-то ближе знать, все противорѣчитъ королева. — Не вѣришь — спроси моихъ фрейливъ и дамъ. Не то что холера у меня, а даже я тебѣ скажу — совсѣмъ напротивъ того…
Сообразилъ Гомесъ, что совралъ, и говоритъ:
— Да вы, ваше королевское величеоно, ничего въ медицинѣ не понимаете. У васъ холера въ головѣ.
— Какъ въ головѣ?! воскликнули вмѣстѣ и королева и король, одурѣвъ отъ испуга.
— Какъ? Такъ! говоритъ Гомесъ. — Вотъ тутъ, въ головѣ сидитъ.
Королева струхнула не на шутку; ей даже жарко вдругъ стало и потомъ въ холодъ бросило, такъ что она тутъ-же ослабла и поблѣднѣла.
— Видите, говоритъ Гомесъ. — Начинается…
— Батюшки, свѣты! завыла королева. — И на кой прахъ я здоровая въ постель ложилась. Холеру въ головѣ належала талько.
— Вонъ, вонъ оно! говоритъ Гомесъ королю. — Начинается!.. Слышите, увѣряетъ мамаша теперь, что здоровая легла. Начинается.
— Берешься-ли ты вылѣчить? спрашиваетъ король.
— Разумѣется, берусь и вылѣчу. Не вылѣчу, вы меня казнить прикажите… Вотъ что!
— Всѣ наши доктора берутся вылѣчить, говорятъ, что это пустяки, да ужъ я по старой памяти…
— Знаю, слышалъ ужъ! Вы не повторяйте по два раза тоже самое. Казните меня на площади, коли не вылѣчу. Сейчасъ пойду домой за лѣкарствомъ и черезъ три дня вылѣчу.
Гомесъ отправился домой. Во всей столицѣ и во всей Испаніи пошелъ говоръ о томъ, что у королевы холера, да еще въ головѣ, и что Гомесъ — не даромъ великій медикъ — и изъ головы взялся выгнать холеру.
Гомесъ между тѣмъ дома сталъ стряпать лѣкарство. Взялъ котелъ, наклалъ туда всякой травы, потомъ въ разныхъ овощныхъ лавочкахъ накупилъ всякой дряни. И что не принесутъ, все валитъ въ котелъ. Валитъ, варитъ да мѣшаетъ, мѣшаетъ, валитъ да варитъ. Человѣкъ до ста набралось глядѣть на его стряпню и только ахаютъ его учености. И крапивы-то онъ наклалъ, и репейнику навалилъ, и сальныхъ свѣчъ фунтъ положилъ, и орѣховъ подсыпалъ, и ворону жареную нарѣзалъ и туда жъ бултыхнулъ.
Пришелъ какой-то докторъ къ нему, тоже удивляется и ахаетъ.
— Донъ Гомесъ, говоритъ онъ вдругъ, — а про царя всѣхъ порошковъ вы забыли!
— Какой такой царь порошковъ?
— А персидскій-то! Или, думаете, не надо?!
— Надо! Надо! говоритъ Гомесъ. — Побѣгите, принесите.
Тотъ живо сбѣгалъ и принесъ цѣлый пудъ.
Гомесъ взялъ и туда же вывалилъ.
— Вотъ такъ лѣкарство! похваляется предъ народомъ Гомесъ. — Стоялъ свѣтъ и будетъ стоять, а такого лѣкарства не составитъ никто.
— Да вѣдь и болѣзнь тоже такая, что стоялъ свѣтъ и будетъ стоять, а холеры въ головѣ ни у кого не приключится! говоритъ народъ. (А извѣстно, что гласъ народа — гласъ Божій).
Сварилъ Гомесъ лѣкарство, розлилъ на бутылки, взялъ дюжину съ собой и поѣхалъ во дворецъ. Смотритъ онъ, королева лежитъ на постели — еще блѣднѣй и слабѣй.
— Гомесъ, говоритъ она. — Холера у меня изъ головы, видно, ушла.
— А что?
— Да такъ. Она уже теперь не въ головѣ.
— Ну, все равно. Нате-ка вотъ…
Гомесъ налилъ лѣкарства и сразу заставилъ королеву выпить цѣлую бутылку. Не прошло получасу, королева начала кричать… Да не кричать, а выть благимъ матомъ.
Весь городъ собрался на площадь; спрашиваютъ всѣ, чтомолъ не рѣжутъ ли королеву, чтобы холеру изъ нее выпустить.
— Ничего, говоритъ Гомесъ. — Выпейте-ка еще бутылочку.
Выпила королева еще бутылочку. На минуту ее какъ буто одурманило и будто полегче стало… Да вдругъ какъ хватитъ опять… «Батюшки свѣты! Еще хуже!» Такъ все у нея вотъ и подтягиваетъ.
— Что это? воетъ королева. — Что это такое? Смотрите-ка! Смотрите! показываетъ она на небо. — Никакъ это овчинка?
— Нѣтъ, мамаша, успокаиваетъ ее король. — Это наше небо испанское! Оно вамъ теперь съ овчинку кажетъ. Это всегда отъ боли такъ бываетъ.
Королева скоро начала кувыркомъ кувыркаться. Держутъ ее двое, а ничего сдѣлать не могутъ.
— Ничего! говоритъ Гомесъ. — Это изъ нея холера выходить. Ужъ очень крѣпко засѣла. Нуте-ка, ваше величество, еще бутылочку.
Хотѣлъ было Гомесъ поднести больной еще своего лѣкарства, станъ наливать, да вдругъ остановился, бросилъ бутылку… да и заоралъ самъ, какъ шальной. Да такъ заоралъ, что всѣ со страху, даже сама королева, одервенѣли на мѣстѣ.
— Что вы? Что вы? справшваютъ всѣ.
А Гомесъ трясется, какъ осиновый листъ, глядя на кровать королевы, да и шепчетъ:
— Да, вѣдь, васъ же не было… Вѣрно говорю, не было… Развѣ я бы посмѣлъ ослушаться? За что жъ вы меня губите-то? А? За что? У меня семья. 18-ть сыновей сиротами останутся.
Всѣ такъ и обмерли. Спятилъ Гомесъ самъ.
Должно быть, Холера изъ королевиной головы къ нему въ голову перелѣзла. Но Гомесъ не спятилъ. Гомесъ увидалъ на кровати королевы — саму госпожу Смерть.
— Уйдите! Ради Создателя, уйдите! шепчетъ все Гомесъ.