Река текла спокойно, слух полнился ее тихим шумом. Иногда ветер шевелил ветви, заставляя листья шелестеть. Где-то заквакала жаба, поднялась в небо птица. Все это создавало неповторимую негромкую мелодию.
Девушка показалась из зарослей; тихо пошла по берегу Камисори. В одной руке она держала завернутого в белую пеленку спящего младенца. В другой – большой темный бочонок. Вошла на прибрежную гальку. Босые ступни она ставила осторожно, так, чтоб не покачнуться, не упасть в черное русло реки. И чтобы не разбудить спящее дитя.
Но дитя все же проснулось. Но не начало плакать, как другие дети, а вместо этого посмотрело на мать и улыбнулось.
Это была поистине ужасная улыбка. Личико да и все тело младенца были деформированы. У кожи был иссиня-серый цвет, ручки были длинней, чем должны бы быть, изогнуты в странных местах. Продолговатая головка ребенка больше напоминала голову рыбы, чем человеческого отпрыска.
Молодая девушка была его матерью, но она старалась не смотреть на ребенка. Не хотела видеть, что родила урода.
Это боги и духи наказали ее – так говорили в деревне. Богам и духам реки не понравилось, что она отдалась женатому мужчине, рыбаку из соседнего дома. Да еще в таком юном возрасте! Вот и наказали ее рождением этого уродца.
– Отдай его реке! – сказали старшие. – Только так искупишь вину!
Девушка даже не стала с этим спорить. Забрала ребенка и двинулась с ним вверх по течению. Дитя смотрело на мать, протягивало к ней ручки. Улыбалось.
Девушка отводила глаза. Шумела река.
Вошла дальше, туда, где заросли были гуще, где будто бы природа стремилась укрыть часть русла реки. Заросли гуще, а течение более быстрое.
Какая-то из неловко раздвигаемых ветвей, видимо, хлестнула ребенка по длинному заостренному носику, дитя захныкало, начало рыдать. На минуту девушка забыла, что держит в руках урода, чудовище, и – как каждая мать – начала успокаивать малыша. Затянула песню, которую когда-то пели и ей самой. Мелодичную песенку про тапира, что съедает дурные сны, для того чтобы дети могли спокойно уснуть.
Голос девушки был мягким и красивым. Он укачивал, успокаивал нервы малыша, понесся вдоль русла реки, влился в мелодию самой природы.
Она наконец добралась до места, где два потока сливались воедино. Вода тут была светлее, не такой черной, как внизу, а напротив – исключительно, просто невероятно прозрачной. Под волнистой поверхностью реки были видны и голубые водоросли, и светло-зеленое дно, и обкатанные камни, светящиеся ярко-фиолетовым. Это и было нужное место, именно здесь река принимала подарки, а потом решала, как отблагодарить за них жителей деревень.
Именно тут девушка должна была принести и свой дар.
Она присела над самой водой. Отставила на гальку бочонок, а потом обеими руками, все еще напевая колыбельную, вложила внутрь его спокойно дышащего младенца. Быстро встала, отходя. Ребенок остался в бочонке, а она все смотрела на его вытянутую бледно-сизую головку там, внутри. Пела колыбельную еще какое-то время, отходя, а потом отвернулась и со слезами на глазах побежала сквозь заросли к деревне.
Ребенок остался один.
Но, хотя мать его и сбежала, ее колыбельная все еще звучала в воздухе. Девушки не было, но ее мелодию подхватило речное течение. Листья, ветви, жабы, ящерки, змеи – все, что ползало и плавало.
Младенец в бочонке улыбался и продолжал спать. Уровень реки поднялся, вода лизнула дно сосуда. Потом, уже смелее, покрыла его нижнюю часть. Колыбельная все еще звучала в воздухе, мелодия повторялась, как эхо, многократно умножившись, словно бы много голосов напевали одну песню, но никак не могли договориться насчет общего ритма.
Ребенок все так же улыбался, когда вода поднялась еще выше. Так высоко, что сила течения смогла поднять бочонок с земли и понести его куда-то дальше, в глубь темной забытой долины. И лишь тогда мелодия колыбельной прервалась и угасла.
Кентаро проснулся внезапно, почти с криком. Взметнулся на постели, лишь спустя некоторое время осознав, что уже не находится в горящей комнате – но где-то в другом месте.
Вот именно – в каком?
Он быстро оглядел небольшую комнатку. Заметил свернутые и брошенные в угол рыбацкие сети, глиняные горшки, а совсем рядом со своей постелью – невысокий столик, а на нем разрезанные бинты, нитки и окровавленные иглы, флакончики с разноцветными жидкостями…
Он зашипел, когда сознание полностью вернулось к нему. Левое плечо и бок отозвались резкой болью. Он закрыл глаза, надеясь на то, что целительный сон вернется. Загадку, где он находится, можно будет решить и позже…
Но уснуть ему не удалось.
– Господин Кентаро… вы проснулись!
Мягкий женский голос. Он узнал его еще до того, как вновь раскрыл глаза.
Госпожа Мэйко, медичка, которую он спас от рук гадов. Значит, это были не сон и не смерть. Боги не забрали его из этого мира, а комнатка не была ни небом, ни адом.
«Опять я ушел от вас, – подумал он. – Это уже становится у меня привычкой».