Госпожа трех гаремов

– И взаправду руками чего-то басурманы машут. Видно, что-то сказать хотят. Видать, в крепость просятся, переговоры вести, – догадался он. – А ну-ка, Микита, беги! Вели ворота отворять да предупреди, чтобы стрельцы не дурили! И пусть скажут царю Шах-Али, что гости к нам пожаловали.

Конный отряд еще некоторое время, придерживая коней, держался перед стенами на расстоянии пущенной стрелы, а потом вдруг от него отделился один из всадников и, размахивая руками, проскакал по скрипучему шаткому мосту через глубокий ров прямо к крепостным воротам.

– Подбери пищаль-то, – сказал тысяцкий. – А то пальнешь сдуру. По всему видать – с миром идут!

Всадник остановился перед вратами и стал кричать:

– Православные, к царю Шах-Али мы! Князь черемисский о мире говорить желает!

Воевода Юрий Булгаков сплюнул:

– Ишь ты! Православными назвал! Басурман окаянный!

– А он, видать, из наших, – заметил кто-то воеводе, – таких здесь много, кто в татаровом полоне был.

Булгаков неодобрительно посмотрел на говорившего: «Ишь какой выискался! Князя учить надумал!» Но бранными словами поносить не стал, только махнул рукой стрельцу-вратнику, застывшему в ожидании распоряжения:

– Ладно. Отопри засов, пущай едут! Видать, и в самом деле с миром прибыли!

Черемисы в сопровождении стрельцов гуртом вошли в покои Шах-Али и упали коленями на дубовый пол светлицы.

Царь касимовский держался важно – пусть знают, кто здесь хозяин!

– А теперь сказывайте, зачем пожаловали? – объявил Юрий Булгаков.

Князь черемисский запахнул полы халата и стал говорить. Воеводы только пожимали плечами, слушая чуждую речь. Шах-Али внимал молча, ничем не выражая своих чувств, лишь раз его голова чуть наклонилась вперед, а жесткие холодные губы выразили подобие улыбки. Наконец князь замолчал.

– Что он говорит? – поинтересовался Данила Захарьин, свояк государя.

– Челом царю бьет, – начал пересказывать Шах-Али. – Просит, чтобы Иван Васильевич их пожаловал и простил. Хотят они быть у Иван-города, охранять его от набегов неспокойных соседей. И еще хотели бы они собирать ясак по-прежнему, как заведено было еще при их дедах. И желали бы от государя грамоту жалованную иметь, как им далее быть.

– Правильно, – согласно закачал головой Данила Романович. – Пусть же при граде пока будут, раз того хотят.

Не дождавшись утра, через свияжские ворота выехал гонец касимовского царя в сопровождении большого отряда стрельцов. И уже через десяток дней, бухнувшись государю в ноги, он представил грамоту.

Иван Васильевич взял ее, развязал атласную бечеву и ладонями расправил свернутый пергамент.

Гонец смотрел на сафьяновые, с целующимися голубями, сапоги государя и не решался подняться.

– Встань, холоп! – приказал самодержец. – И поди прочь!.. Нечего тебе здесь разлеживаться! Впрочем, зайди сначала к Матрене, она тебе наливки вишневой отольет. Скажи, царь велел.

Гонец, комкая огромными ладонями шапку, вышел из государевых покоев.

Иван Васильевич дочитал грамоту до конца, потянулся сладко. «Вот и город выстроен, и черемисы на поклон пожаловали. Очередь за Казанью!»

– Позвать ко мне Сильвестра! – окликнул государь томившегося в сенях рынду.

Скоро пришел Сильвестр и, пожелав поначалу Иисусу Христу вечной славы, а государю доброго здравия, устроился на крепких стульях, обитых красной парчой.

– Совета хочу твоего просить – грамоту получил от черемисов. Мира они просят и моего покровительства.

Сильвестр взял грамоту, внимательно перечитал.

– Надо бы черемисов пожаловать, государь, – неторопливо отвечал священник. – Отпиши им грамоту, да чтобы золотая печать на ней была, дескать, отдаешь им ясак на три года, пусть кормятся с Горной стороны, как при пращурах своих! Этим ты их к себе расположишь. А взамен требуй службы верной. И чтобы лукавства от их стороны никакого не было, пусть свою преданность на казанцах покажут. А Шах-Али пущай их к присяге приводит. Пусть Горную сторону повоюют. С ними нужно отправить детей боярских да служилых князей татарских, чтобы измены никакой не было. Пускай за ними присматривают!

Гонец в тот же час отбыл из Москвы в обратную дорогу.

В город на Свияге посыльный Ивана Васильевича въехал сразу после заутрени, когда уже отыграли колокола и кончился молебен.

Государеву награду – золотые монеты да шубы собольи с царского плеча – Шах-Али и воеводы приняли с благодарностью.

В церкви вновь по такому случаю запел хор, а перед многими иконами зажгли свечи во здравие самодержца всея Руси.

А потом торжественно и прилюдно дьяк прочитал приказ Ивана Васильевича:

– «…Привести Горную сторону к присяге и послать черемисов воевать казанские места!..»

Черемисы, конные и пешие, подошли к Казани. На Итили тишина, только иной раз кто-то в нетерпении бряцал оружием. Несколько часов недавние союзники выжидающе смотрели друг на друга. Между ними, будто огромный ров, была присяга, данная царю Ивану.

Смеркалось. Незаметно наступил вечер. Сумерки принесли желанную прохладу, а от воды белым дымом поднимался туман. По-прежнему безветренно и тишь. Но скоро на опушке леса, словно отражение ярких звезд, замерцали костры.

Горные люди стали лагерем.