Гость Дракулы и другие странные истории

– Я вижу этот сон уже две ночи подряд. В первый раз это далось мне нелегко, но я выдержал. А вчера вечером ожидание показалось мне едва ли не хуже самого сна… пока он не повторился и не вытеснил всякое воспоминание о меньшей муке. Я бодрствовал до рассвета, а потом сон опять одолел меня, и с того момента я пребываю в состоянии, сравнимом разве что с предсмертной агонией, во власти ужаса перед наступающей ночью.

Еще до того, как он закончил, я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы заговорить с ним более ободряющим тоном:

– Попытайтесь заснуть сегодня пораньше… прежде чем наступит ночь. Вы как следует отдохнете, и обещаю, что никакие дурные сны впредь посещать вас не будут.

Он лишь безутешно покачал головой. Я посидел с ним еще немного, после чего отправился к себе.

Вернувшись домой, я принялся собирать все необходимое для ночлега у Джейкоба Сеттла, так как решил разделить с ним его одинокое бдение в домике посреди пустоши. Я рассудил, что, если ему удалось заснуть до заката, он проснется задолго до полуночи; поэтому, как раз когда городские часы били одиннадцать, я стоял у его двери с сумкой, в которой находились мой ужин (а вдобавок к нему полная фляга), пара свечей и книга. Над пустошью разлилось яркое лунное сияние, стало светло почти как днем; но то и дело по небу скользили черные облака, и темнота, наступавшая в такие моменты, казалась – по контрасту со светом луны – едва ли не осязаемой. Я тихо открыл дверь и вошел в дом, не разбудив Джейкоба, который спал, лежа навзничь на кровати. Он был неподвижен, и с его бледного лица, как и прежде, градом катился пот. Я пытался представить себе, какие видения проносились в эти минуты перед его закрытыми глазами – видения, очевидно полные скорби и страданий, следы которых читались у него на лице, – но воображение отказывалось служить мне, и я принялся ждать пробуждения друга. Оно произошло внезапно и поразило меня до глубины души, ибо глухой стон, сорвавшийся с побелевших губ Джейкоба, когда он приподнялся на постели и тут же снова откинулся назад, был явным следствием того, что занимало его ум во время сна.

«Если это и сон, – сказал я себе, – то вызван он, по всей вероятности, каким-то донельзя ужасным эпизодом реальной жизни. Что же это за злосчастное событие?»

Пока я размышлял, он осознал, что я нахожусь подле него. Мне показалось странным, что он ни минуты не сомневался, сон перед ним или явь, как сомневается обычно, глядя вокруг, только что проснувшийся человек. Вскрикнув от радости, он схватил мою руку и сжал ее своими влажными, дрожащими пальцами – так испуганный ребенок приникает к тому, кого любит. Я попытался успокоить его:

– Ну будет, будет! Все хорошо. Я пришел побыть с вами нынешней ночью, и сообща мы попробуем одолеть этот дурной сон.

Он неожиданно выпустил мою руку, упал обратно на подушку и закрыл глаза ладонями.

– Одолеть… дурной сон? О нет, сэр, нет! Ни одному смертному не под силу одолеть этот сон, ибо он ниспослан самим Господом – и выжжен вот здесь. – И с этими словами Джейкоб несколько раз стукнул себя по лбу. Потом он продолжил: – Это один и тот же сон, один и тот же, и тем не менее от раза к разу он становится все более мучительным!

– Что же это все-таки за сон? – спросил я, рассудив, что, если он выговорится, ему станет легче; но Джейкоб отшатнулся от меня и после долгого молчания произнес:

– Нет, лучше не говорить об этом. Может быть, тогда он не повторится.

Он явно что-то скрывал от меня – что-то помимо сна.

– Хорошо, – сказал я, – надеюсь, вы видели этот сон в последний раз. Но если он вновь посетит вас, вы расскажете мне все, идет? Я прошу об этом не из праздного любопытства, а потому что, думаю, это принесет вам облегчение.

Он ответил с торжественностью – как мне показалось, едва ли не чрезмерной:

– Если это повторится, я расскажу вам все.

Затем я попытался перевести внимание Джейкоба на более будничные заботы и пригласил его разделить со мной принесенный ужин, в том числе и содержимое фляги. Трапеза придала ему сил; я зажег сигару, а другую предложил ему, и мы курили целый час, беседуя о том о сем. Постепенно Джейкоба разморило, и я увидел, что дремота смежает ему веки. Он и сам почувствовал это и сказал мне, что теперь ему лучше и я могу не колеблясь оставить его одного; но я возразил, что, как бы то ни было, намерен бодрствовать подле него до рассвета. Я зажег вторую свечу и принялся за чтение, меж тем как он погрузился в сон.

Мало-помалу книга увлекла меня, да так, что я испуганно вздрогнул, когда через некоторое время она выпала из моих рук. Я взглянул на Джейкоба и увидел, что он спит, с необычным для него счастливым выражением лица (которое меня немало обрадовало), а губы его беззвучно произносят какие-то слова. После этого я вернулся к чтению, и вновь задремал, и вновь очнулся – но на сей раз я очнулся, дрожа всем своим существом оттого, что с постели до меня донеслось:

– Только не эти окровавленные руки! Нет, никогда!