Гостья из прошлого. Часть 2 (СИ)

Но Алин явно пренебрегла его советом. Единственное, что она сделала, так это стянула с себя всю одежду, обернувшись простыней, которая почти не скрывала изгибов стройного тела.

— Ты долго, — недовольно протянула она, приподнимаясь на локтях, так что тонкая ткань натянулась на высокой груди, очерчивая контуры затвердевших сосков, — я тоже хочу в душ.

— Можно было и не ждать меня, кошечка, — хриплым голосом отозвался Элайджа, медленно подходя к постели, — я вижу, что тебе совсем неймется.

Майклсон не отводил взгляда от лица жены, которая кусала губки, ерзая на постели. Напряжение, повисшее в комнате, было таким плотным, что его, казалось, можно было резать ножом.

— Ты сама напросилась, кошечка, — наконец нарушил тишину Элайджа, и уже собирался было вихрем податься к жене, когда они оба услышали громкий стук в дверь.

Глаза Алин расширились, а вампир стиснул зубы, недовольный, что их прервали на самом горячем моменте игры, которую затеяла его любимая жена.

— Кто это может быть? — нахмурила брови ведьма, кутаясь в простынь.

— Сейчас узнаю, — отозвался Элайджа, натягивая брюки прямо на голое тело, — и кто бы это ни был, я выпровожу его вон, и мы продолжим то, на чем остановились.

Алин широко улыбнулась, и Майклсон, прежде чем выйти из спальни, быстро оказался рядом с ней, склоняясь к прекрасному лицу, и сминая пухлые губки в коротком, но страстном поцелуе.

— Не потеряй настроя, кошечка, — требовательно проговорил Элайджа, и его ладонь скользнула по узкому плечу, стискивая холмик налитой груди, — хочу тебя.

— Иди и скорее возвращайся.

Ведьма не сводила с мужа горящего взгляда, и он, с трудом найдя в себе силы, устремился к двери, покидая спальню.

— Кол, если это ты, можешь сразу идти прочь, — холодно произнес Майклсон, шагая по гостиной к входу в дом, — тебя это тоже касается, Клаус. И любого, кто…

— Прошу, открой, Элайджа!

Вампир замер, мгновенно узнавая голос, который не слышал больше сотни лет.

— Ребекка?!

========== Часть 36 ==========

Ребекка Майклсон с трудом вспоминает время, когда у нее была настоящая семья. Может тогда, когда они еще были обычными людьми, и она защищала Клауса от гнева отца? Или после, когда учила Кола письменности? Возможно много позже, став тем, кем они были теперь, пока она оставалась всеобщей любимицей, прежде чем в жизни братьев совсем не стало для нее места? У Ребекки нет ответа на этот вопрос.

Она — Первородная, единственная Майклсон женского пола, не считая Фреи, которой для Ребекки не существовало ни раньше, ни теперь. Как ни существовало Кетрин, Авроры и прочих женщин, что пытались найти место рядом с ее братьями, желая потеснить ее саму с места общей любимицы. Тогда, когда она еще боролась за него, пока Клаус раз за разом не вытравил из ее сердца последние толики любви, усыпляя ее на века.

Пока она не сбежала.

Принять это решение было так просто. Гораздо сложнее — реализовать. Но находиться и дальше под властью ослепленного ненавистью ко всему миру брата она не могла. Хотя, надо признать свою семью Клаус любил. Правда, по-своему. Но если братьев, а в особенности Элайджу, подчинить своей воли удавалось с большим трудом, то с Ребеккой у него проблем не было. Пока она, наконец, не поняла, что то, что было у них, можно было назвать чем угодно, но только не семьей.

А Ребекки хотелось свободы. Самой решать, кого любить, где жить и чем заниматься. Ей до жути, до чертиков надоело постоянно убегать, участвовать в бесконечных битвах за власть, убивать ведьм, двойников и прочих магических существ, что были для Клауса лишь очередными степенями на его пути. Она знала, что братья не поймут ее. Разве что, Элайджа, но и он был слишком предан Клаусу, чтобы позволить ей уйти.

Первые годы, когда ей все-таки удалось сбежать, Ребекка просто жила. Наслаждалась тем, чего у нее никогда не было, купалась в свободе. Краешком сознания Первородная понимала, что братья просто позволили ей уйти. Приняли ее выбор. И то, что Клаус не кинулся за ней в погоню, наверняка взбешенный ее поступком, было — блондинка могла поклясться — заслугой Элайджи.

Но время шло, и вскоре не осталось совсем ничего, что бы не было ей испробовано, что бы доставляло ей удовольствие. Свобода превратилась в пустоту. И спустя почти век Ребекке впервые захотелось вернуться. Вот только то, что она узнала, приехав в Новый Орлеан, едва не свело с ума Первородную.

Ее братьям больше мне нужна была их семья. Ведь у них теперь были собственные. И если с наличием жен Ребекка еще могла смириться, то дети… Это было то, чего она хотела всю жизнь. Самая желанная мечта, которую блондинка запрятала глубоко-глубоко, зная, что она никогда не осуществится, ведь Майклсонам это было недоступно, и вот теперь оказывалось, что у нее уже были две племянницы. Ее братья осуществили ее мечту. А она - нет.

Сейчас, стоя на пороге маленького лесного дома, Ребекка не знала, какое из чувств владеет ей больше — любовь или ненависть. Впрочем, нет. Знала. Это был страх.