Гостья из прошлого. Часть 2 (СИ)

Он хочет сказать что-то еще, но в этот миг гостиную наполняет сонный детский голос.

— А почему вы не спите? — щурится Гвен, потирая мутные синие глазки.

Родители не успевают ей ответить, когда девочка уже замечает незнакомую ей Ребекку.

— А вы кто? — настороженно интересуется Гвендолин, и подходит к Элайдже, который подхватывает ее на руки, — это наша гостья, папочка?

Первородная не может сказать и слова, завороженная сходством брата и его дочери. Голубые глаза жадно впитывают детские черты — упрямый подбородок, прищур глаз, темные волосы, что слегка вьются, как и у замершей рядом с мужем ведьмы.

— Это — Ребекка, — наконец нарушает тишину вампир, — она — моя сестра. И твоя тетя.

— Как тетя Кэролайн? — восклицает Гвен, и лицо Ребекки мгновенно искажается от ярости.

— Тетя Кэролайн, это, я так понимаю, потаскушка Клауса?

Алин едва успевает прикрыть дочери уши, прежде чем блондинка выговаривает бранное слово.

— Я бы попросила не выражаться в присутствии моей дочери, — ледяным голосом чеканит она, не сводя с Первородной злого взгляда, — а также не оскорблять нашу семью.

— Остынь, милочка, — усмехается Ребекка, довольно улыбаясь, — думаю, ты имеешь весьма размытое представление о том, что в действительности представляет из себя наша семья.

— Я тебе вовсе не милочка, — спокойно отзывается ведьма, но ее раскосые глаза пылают от еле удерживаемой под контролем магии, — я — Алин Майклсон, и требую уважения к себе, своей дочери и всей моей семье, частью которой является и Кэролайн. Тем более, от затерянной родственницы, которую вижу первый раз в жизни в своем доме.

— Кошечка, — ласково тянет Элайджа, сжимая дрожащую ладонь жены, — уверен, Ребекка не имела в виду ничего дурного.

— Уверен? — вскидывает бровь Алин, поворачиваясь к вампиру, на руках которого замерла ничего не понимающая Гвендолин, — а мне кажется то, слово, что она употребила в отношении Кэр исключает многозначные трактовки.

— И ты права, — кивает Ребекка, с любопытством наблюдая за реакцией брата, который поднимает на нее свои темные глаза.

Вот только вместо поддержки, блондинка видит в них осуждение. Недовольство и досаду от того, что неосторожные слова сестры огорчили его жену. И волна ярости, смешанной с жгучей ненавистью накрывает Ребекку, оглушая.

— Я вижу ты не рад мне, Элайджа, — цедит она, зло щуря голубые глаза.

— Ты ошибаешься, сестра, — отзывается вампир, делая шаг в ее сторону, — но я не понимаю твоего поведения. Я думал, ты будешь иначе вести себя узнав, что я, наконец, обрел семью.

— Обрел?! — шипит Ребекка, тяжело дыша, — а как же наша семья?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — холодно отзывается Элайджа, крепче прижимая к себе испуганную тоном блондинки Гвен, — то, что у меня есть жена и дочь, не мешает мне любить братьев и тебя.

— Братьев, — истерично смеется Первородная, закатывая глаза, — ты, как и прежде — преданная собачка Клауса! Как и…

— Не смей оскорблять моего мужа! — перебивает ее Алин, делая шаг в сторону блондинки.

— Успокой свою глупую кошечку, — Ребекка переводит взгляд на Элайджу, который пытается отвлечь Гвендолин, не сводящую широко раскрытых глазок с разъярившейся блондинки, — ей со мной не тягаться!

— С кем мне тягаться, тебе лучше поинтересоваться у Кетрин Пирс, — цедит Алин, отбрасывая в сторону руку мужа, пытающегося удержать ее рядом с собой.

— А она — забавная, — смеется Первородная, глядя на брата, — жаль будет испортить такое милое личико.

После ее слов лицо Элайджи каменеет, и он быстрым движением притягивает ведьму к себе, прижимая к груди, вместе с дочерью.

— Тебе лучше уйти, Ребекка, — цедит вампир, не сводя с сестры напряженного взгляда, — поговорим, когда ты придешь в себя.

— Что ж, не буду больше злоупотреблять вашим гостеприимством, — усмехается блондинка и вихрем исчезает за дверью, чтобы никто не успел заметить жгучих слез, что наполнили ее глаза, после холодных слов Элайджи.

Ребекка бежит через лес, не разбирая дороги, и в ее ушах все еще звучит его ледяной голос, которым прежде он разговаривал только с их врагами. И вот теперь, она, по всей видимости, стала относиться к этой же категории.

Первородная почти жалеет о сказанных Алин словах, что были лишь порождением вспышки ярости и ревности, которая захлестнула Ребекку вместе с пониманием того, что она уже никогда не будет для старшего брата на первом месте. Но сделанного — не воротишь, и блондинка смахивает с горящих щек слезы, пытаясь понять, где находится. Огоньки бара она видит почти сразу, и красивые губы растягиваются в слабой улыбке, полной горечи.

Она пьет, не чувствуя вкуса, бокал за бокалом, не обращая внимания на окружающих ее шумных посетителей, что беззаботно веселятся, даже не зная о том, что с ними рядом самое опасное создание на свете пытается залить свою боль обжигающим бурбоном.