Государева крестница

Но сейчас он соображал и именно поэтому не смел дать волю своим рукам, своей истосковавшейся плоти. Слишком хорошо знал, что будет, если посмеет. Знал не умозрительно, но по своему собственному опыту, перебирать который в памяти было сейчас так же непозволительно, однако воспоминания всё равно были там, хотя и загнанные в самую глубь; прятались, таились, но всё равно — были. Вся его прошлая жизнь была жизнью воина и складывалась по своим, особым законам, не всегда понятным тому, кто этой жизни не испытал.

Сейчас Андрей вдруг словно впервые подумал — сообразил, — что место, которое он занял в Настиной судьбе, надо ещё заслужить. Как бы подняться до него. А ему досталось нежданно-негаданно, и уж вовсе незаслуженно. Умом понимал, что его вины тут нет и что Настя — попытайся он поделиться с ней своими мыслями по этому поводу — скорее всего просто ничего бы не поняла. Рассудила бы, что нет тут ничего такого и так бывает всегда, если молоденькую выдают замуж за того, кто старше и уже знает жизнь. А по-иному бывает разве что у селян — там женятся рано, и вроде бы чуть ли не на однолетках...

Он, впрочем, и сам едва ли сумел бы внятно объяснить Насте овладевшее им сейчас — здесь, в темноте и безлюдье, наедине с ней — странное, доселе неизведанное ощущение — или понимание? — незаслуженности происходящего. А она, словно ведовством разгадав его мысли, шепнула:

— Сказал бы что... А то молчим оба, словно спать улеглись. — Она тихонько рассмеялась. — Вот не дождутся меня там, придут покликать — а ты храпишь на весь амбар. Вот стыдобушки-то будет! Про что думаешь, не таись...

— Не таюсь, Боже меня сохрани что-то от тебя утаивать. А вот так рассказать... У меня, Настюша, такое на душе — ну вроде наградили за что-то, а я того и не делал. Как тут быть? Отказаться — не откажешься, больно уж награда богатая, а и принять робеешь... самому ведь понятно, что незаслуженная она.

— Ну, напридумывал себе, — беззаботно отозвалась Настя и вдруг словно осеклась, опять замолчала.

— Мыслишь, пустое надумал? — спросил Андрей, не дождавшись продолжения.

— Про себя-то — пустое, — отозвалась она не сразу, — какая я тебе «богатая награда»... за тебя всякая княжна пойдёт, а я что — девка посадская...

— Княжна, может, и пойдёт, — посмеялся Андрей, — да князь псами затравит за эдакое сватовство. А ты отца-то не принижай, «посадская девка», ишь какая! Я вот тебе...

— Да погоди! Я про другое хочу... Ты вот сказал — награда, мол, незаслуженная. А и у меня такое ж на сердце... давно уж, и не избавиться никак. Ты покуда не посватался, я всё гадала: получится, не получится... а уж после, как получилось по моему хотению, страшно стало.

— Бог с тобой, Настюша, чего ж было страшиться?

— А слишком я вроде удачливой оказываюсь... Тоже вот, как сам говоришь, наградили — а не по заслугам. Часто ли у нас замуж идут за того, кто люб? Парню-то, может, и бывает из кого выбрать — расспросить там про одну, другую, ему и доносят: та, дескать, пригожа, однако злонравна, а та и нравом добрая, и рукодельница, да кривобока маленько. Он и ищет, покуда кто не приглянется... хоть бы и за глаза. А у нас с тобой как получилось? Я ведь тогда, на Тверской-то, как увидала тебя, так и обомлела. — Настя опять тихо рассмеялась, потом потёрлась о его рукав. — Оттого и вожжи упустила, прямо как затмение на меня нашло...

— Верно, и я был в затмении, иначе не полез бы под колесо.

— Про то и говорю. Выходит, свела нас судьба в тот час, а за что? Не о тебе речь: коли и впрямь я для тебя вроде награды, так тебя-то было за что награждать — что у тебя за жизнь сызмальства, одни походы да сечи?

— Обычная, как у всех других...

— Ужель такая привольная да радостная?

— Привольной да радостной не бывает, Настюша.

— Отчего ж не бывает? Бывает, только платить за неё приходится... после. Того и страшусь, Андреюшко, больно уж у меня гладко всё было... покуда тебя не встретила.

Андрей засмеялся:

— А встретила, так коряво пошло?

— Будет тебе дурачком-то прикидываться! До тебя, говорю, жила я без забот и хлопот, наперёд не заглядывала. Знала, что замуж пойду, а уж как там будет... Верила только, что тятя против воли меня за кого попало не отдаст. Конечно, особой радости не ждала, все ведь — и мамка Онуфревна, и работницы, с кем ни заговоришь об этом, — все в один голос твердили: у девушки, мол, только и баловства, что до замужества, а мужней женой станешь, там уж не до веселья будет...

— Слушай их больше, они накаркают. Не бывает разве, чтобы муж да жена душа в душу жили? Мои родители, царствие им небесное, — не припомню, чтобы были меж ними какие свары... или что от меня таили? Да нет, раздора в семье не утаишь...

— Раздор — это уж последнее дело, иные просто терпят — куда денешься, коли повенчаны.

Стерпится — слюбится, не зря говорят... А вот как у нас с тобой вышло, я про такое и не слыхала...

— Так радоваться тому надо, а не страшиться... любушка ты моя... пошто отворачиваешься-то...

— Полно те, и так уж нагрешили — не отмолиться...

— Нагрешили? — изумился Андрей. — Побойся Бога, Настёна!