Государева крестница

— Ну, это уж кто что любит! Они к своей земле привязаны и всё-таки иногда переселяются на чужбину, хотя таких и не много. Однако для военного это сложнее. Стрельцы... а это именно тот род войск, в котором служит ваш племянник... стрельцы не суть наёмники, подписавшие контракт на тот или иной срок. Стрелец — это, по сути, ленник, получивший небольшой земельный надел и обязанный за это пожизненной службой. Причём подразумевается, что таковая обязанность передаётся по наследству: сын будет служить там же, где служит отец. Поэтому, как вы понимаете, поломать эту зависимость — бросить службу и уехать — для стрельца равнозначно клятвопреступлению...

— Послушайте, — с досадой перебил комтур, — мне не нужен анализ феодальных отношений в современной Московии. Хотя ценю вашу всегдашнюю осведомлённость в поднятом вопросе. Что здешнему офицеру не просто решиться на отъезд за рубеж — это я и сам понимаю. От вас я хотел бы услышать простую вещь: о чём мне говорить с племянником, если мы всё-таки с ним увидимся.

— А вот этого и я не знаю, — с сожалением признался Лурцинг.

— Нечего сказать, обрадовали, — проворчал фон Беверн. — Раньше, уважаемый, вы бывали сообразительнее!

— Раньше вы не ставили передо мной таких головоломок.

— Да, это верно. Чёрт меня побери, Анхен всегда была сумасбродкой, я хорошо помню, как отец говорил: «Погодите, она всем нам ещё покажет!» Мало того что сбежала с каким-то татарином...

— Пожалуй, он был русский, — заметил Лурцинг, почёсывая нос.

— Да какая, к чёрту, разница! Сбежала, опозорила одним махом и Бевернов, и тех своих... как их — Красницев... А теперь я ещё должен ломать себе голову, как вернуть в христианский мир этого её сынка, который не мог придумать ничего лучшего, как принести нерасторжимую вассальную клятву сумасшедшему Иоанну. Конечно, мы все грешны, — комтур возвёл глаза к потолку и перекрестился, — но мне всё же хотелось бы знать, какое такое особенное злодейство тяготеет на моей совести, если Всевышнему угодно было покарать меня таким образом!

— Пути Господни неисповедимы, — примирительно сказал Лурцинг, — всё может ещё уладиться наилучшим образом. Между прочим, о госпоже фон Красниц у меня был разговор с Висковатым.

Посол вытаращил глаза:

— С Висковатым — об Анхен? Как?! И почему вы об этом умолчали?!

— Я хотел предварительно кое в чём разобраться. Имя сестры господина барона упомянуто не было. Канцлер при последней встрече вдруг поинтересовался, о ком это я так назойливо выспрашиваю у здешних немцев. Отрицать это было бы глупо, поэтому пришлось спешно сочинить легенду. Дескать, один мой знакомый, узнав, что мы едем в Московию, просил узнать что-либо о своей родственнице, в своё время вышедшей замуж за русского и уехавшей сюда.

— Черт, как неудачно... Боюсь, Иоахим, вы были неосторожны, если о ваших расспросах донесли канцлеру.

— Московиты доносят обо всём, я ведь предупреждал господина барона. Но не стоит преувеличивать опасность, на многие свои запреты они сами смотрят сквозь пальцы, прекрасно понимая их нелепость. И я бы не назвал разговор с канцлером «неудачей»: дело в том, что появилась новая зацепка!

— Какая ещё зацепка, — незаинтересованно проворчал посол и вздохнул. — Зря я вообще затеял эти поиски...

— Как знать, как знать! Канцлер назвал мне одного бояра... у него довольно видная придвбрная должность, я слабо разбираюсь в русской номенклатуре, но этот Готт-ду-нофф что-то вроде камергера. Висковатый посоветовал мне поговорить с бояром. И знаете почему? Однажды тот сказал, что знает стрелецкого офицера, мать которого лет тридцать назад вывезли откуда-то из-за рубежа. Как знать, а вдруг это и впрямь была высокородная фрау фон Красниц?

Комтур пожал плечами:

— Сомнительно... Я не очень верю в счастливые совпадения, а впрочем... если канцлер сам посоветовал вам встретиться с этим Готт-как-его-там — почему бы и нет?

— С позволения господина барона, то же самое подумал и я, — скромно сказал юрист. — Действительно, почему бы и нет?

— Только согласится ли он, этот камергер, вопреки фамилии скорее сатанинский... Говорят, здешние нотабли спесивы, как индюки.

— Не могу судить, общаться с индюками мне не приходилось. А московиты бывают разные. Камергер едва ли примет меня, приди я к нему сам по себе, но коль скоро Висковатый подсказал идею такого визита, то он, надо думать, как-то его подготовит.

— Пожалуй, — согласился посол и вдруг уставился на юриста с подозрением. — Иоахим, а вас не удивляет подобная предупредительность канцлера? Вы говорили, при первых аудиенциях он держался скорее холодно?

— Сдержанно, скажем так. Да, его отношение значительно смягчилось, и я думал об этом. Дело ведь не в самом канцлере... Это идёт откуда-то сверху.

— Вы хотите сказать...

— Несомненно! В Московии дипломатический чиновник даже такого высокого ранга никогда не посмеет самовольно изменить тон переговоров. Он строжайше следует получаемым инструкциям и указам. Если Висковатый стал проявлять к нам больше благожелательности, то, значит, так ему было указано.