Государева крестница

Конечно, могли выследить. Ежели лекарь что-то заподозрит, пустить за ним полдюжины сменяющих друг друга соглядатаев ничего не стоит, и тогда ему трудно будет объяснить тайные посещения годуновских палат. Но подозрений пока вроде не было, единственным, чего он опасался, была возможность того, что лекарю зачем-то вдруг понадобится подвешенная над столом рыбина и над нею обнаружат дыру в потолке. Но опять-таки — кому придёт в голову сообразить, что вытяжная труба проходит мимо его чердачной каморки? Впрочем, у Абдурахмана был предусмотрен и такой нежелательный конец дионисиева уха, недаром ему с детства запомнилась старая кастильская поговорка «Ун омбре превенйдо вале пор дос», что на языке правоверных означает «Предусмотрительный муж стоит двоих». В этом случае достаточно сверху поглубже забить в трубу приготовленный уже тючок тряпья и высыпать поверх него перемешанные с землёю опилки. Мешочек с этим собранным по чердаку добром тоже стоит наготове. Когда труба оглохнет, в ком вызовет подозрение легко вынимающийся кирпич?

Судьбу, впрочем, не перехитришь. Азраил мог пресечь нить его существования не один десяток раз, и последний раз это едва не случилось там, в ямгурчеевом обозе, когда бежали в Азову. Но Андрей отбил его у звероподобных казаков. Восемь лет тому назад! Восемь лет жизни подарено ему великодушным (хотя и безрассудным) сотником; пусть не такой жизни, как ему бы хотелось, но, с другой стороны, вполне благополучной и достойной. Поэтому даже если Бомелий в самом деле колдун и, будучи таковым, давно проведал их с Годуновым игру, если с игрой этой вскоре будет покончено самым печальным для него образом, то стоит ли об этом жалеть? Лишних восемь лет жизни не так мало. Умереть же, если понадобится, он сумеет легко и быстро, на это у него знания фармакопеи хватит, и нужным снадобьем из Бомелиевых запасов он тоже сумел обзавестись. Как положено «предусмотрительному мужу».

На следующий день Абдурахман побывал у заветной калитки, а ещё днём позже был — в сумерках уже — препровождён в покои Годунова. Боярин встретил его, по обыкновению, приветливо, на столе было приготовлено обычное угощение: мёд для гостя, вино для хозяина, блюдо с орехами и сушёным инжиром. Магрибинец не мог не оценить тонкости: услыхав однажды, что он давно уже не пробовал излюбленных с детства смоковных плодов, боярин не упускал случая попотчевать его редким для Московии лакомством.

— Чем порадуешь на сей раз? — спросил Годунов.

— Третьего дня государь снова был у недостойного лекаря, и они снова говорили про Анастасию.

— Ты гляди, как она его присушила... ежели только о ней и разговор. Не возьму лишь в толк, где он её мог видеть?

— Могущественный, он её не видел! Она его... присушила, как ты соизволил выразиться, единственно через внушение лекарево. Бомелий, да будет осквернён гроб его отца, сумел убедить государя, что ему надлежит спознаться с дочерью оружейника, ибо на то указует расположение планет...

Годунов задумчиво хмыкнул, взял орех и подвинул блюдо ближе к гостю:

— Угощайся, Юсупыч. Мёду себе налей, это твой любимый. Сам-то как мыслишь, может то быть, насчёт планид? Или врёт лекаришка?

— Ясного суждения у меня нет, — признался Абдурахман. — Астрологией, сиречь звездочётством, я досконально не занимался, посему допускаю, что Бомелиус может и знать мне неведомое. Однако мне однажды перед приходом государя велено было разложить по столу в лабораториуме — без разбору — взятые наугад бумаги с разными записями астрологическими, и то была очевидная диссимуляция... как это говорится? — для отвода глаз. Посему допускаю также, что про расположение планет сказана была ложь. Но надо ли о том гадать? Твоему ничтожному слуге, о блистательный, более важным представляется иное...

— Что же?

— Как я понял, достойную девицу решено похитить...

— Похоже на то, — согласился Годунов и разгрыз орех. — Волей-то какая ж согласится... тем более и жених ей по сердцу. Умыкнут как пить дать, и опомниться не успеет.

— Значит, надобно думать, как тому воспрепятствовать.

— А тут думай не думай — ничего не надумаешь. Коли решили умыкнуть, то никто им не воспрепятствует. Ты иначе мыслишь?

— Что могу мыслить я — ничтожный иноземец? Андрей знает ли про замысел лекаря?

— Всего я ему не говорил. Сказал лишь, будто намерены к ней посвататься... а кто — не знаю, мол.

— Ты не счёл нужным сказать ему про государя? — Абдурахман помолчал, задумчиво поглаживая бородёнку, пожал плечами. — Может быть, мудрый, ты и прав... мне судить трудно. Но свататься — это одно, а похитить — совсем иное. Сваты придут, им можно отказать со всем политесом, похитителей же встречают с оружием...

— Ты желаешь Андрею смерти?

— Как можно! — Абдурахман в негодовании воздел руки.

— Однако готов присоветовать ему оружно выступить против государевых слуг? Тогда прикинь, чем такая встреча для него кончится!