Государевы конюхи

— Не ори, не ори! Соседи сбегутся! Подумают — я тебя бью! — не имея в виду ничего обидного, выпалил не подумавши Стенька.

— Еще бы ты меня хоть раз ударил! — И тут Наталья, совсем помешавшись от ревности, заголосила что было сил: — Люди добрые! Да вы поглядите, что этот выблядок со мной творит! Да сил моих больше не стало! Да в гроб он меня живую сведет!

Стенька, не отлипая спиной от двери, стал шарить в поисках какого-нибудь дрына. Отыскал метлу, приспособил ее палку вместо засова, выскочил из сеней и кинулся вниз по крыльцу.

Наталья, еще не догадавшись, что выблядок сбежал, продолжала крыть его последними словами. Стенька дал дёру.

Он решил огородами пробраться к Ерофею Жеравкину, чтобы там поговорить и с Ерофеем, и с его горемычной дочкой. Но поспешил, сам того не ведая, по той тропке, которой Домна с Натальей друг к дружке в гости бегали.

Там он и столкнулся с маленькой, Наталье по плечо, но крепенькой и отчаянной Домной. За ней шел с навозными вилами ее муж, стрелец Мишка Патрикеев.

— Что там у вас за шум? — спросил Мишка, Домна же сгоряча проскочила мимо Стеньки и помчалась выручать любезную подруженьку. — Не пожар ли?

— Моя последнего ума лишилась, — чистосердечно отвечал Стенька.

— А что?

— Втемяшилось ей, будто я себе другую завел. Вот и орет.

— Ничего, моя ее успокоит. Пошли к нам, они там еще долго друг дружке плакаться будут.

Стенька решил, что если он сейчас пойдет к Ерофею, а все слободские стрельчихи уже проведали, что к нему дочь вернулась, то наутро он может вовсе домой не возвращаться…

Разумеется, отсидеться и переночевать у Патрикеевых было разумно — может, Домна, оценив такое смирение, и помирит Стеньку с Натальей. Но ему на ум взбрело иное…

Он поглядел на небо. По летнему времени закат был поздний, и до него еще немало оставалось. Можно было засветло добежать до Николы Старого и узнать, как там ключник Артемка Замочников, жив или помер, а коли жив — попросить отца Геннадия, чтобы допустили к болезному.

После беседы с Федорой Стенька был готов отбирать сказку у этого человека, заварившего всю кашу с деревянной медвежьей харей.

— Спасибо, Миша. Я лучше по дельцу одному сбегаю.

— По дельцу ли?

— Вот те крест! — Стенька широко и весомо, правильно вжимая пальцы и в лоб, и в плечи, и повыше живота, перекрестился.

— Ну, гляди…

Чтобы попасть на Никольскую улицу, где стояла обитель, ему нужно было из своего Замоскворечья на тот берег перебраться да Кремль обогнуть. Не так уж и далеко, кабы не река. Но тут Стеньке повезло — увидел знакомых рыболовов да и переправился на лодочке.

По дороге он принялся выдумывать вопросы для Артемки, как если бы тот был не только жив, но и здоров, и способен отвечать. Но вопросы не понадобились — намерения Стеньки изменились, когда он был совсем уж рядом с обителью.

Он увидел, что калитка буйносовского двора отворяется, и оттуда выходит тот самый посадский человек Короб, которого так немилосердно крыла Федора. Более того, Стенька едва нос к носу с ним не столкнулся, но Короб очень вовремя обернулся к еще не затворившейся калитке.

— Да Бог с ним! — отвечал он кому-то незримому. — Я, может, вовсе ночевать не приду!

Это было любопытно!

Стенька резко крутанулся на одной ноге, почище всякого скомороха, и пошел назад, слыша за спиной шаги Короба. Сейчас следовало нагнуться, как если бы сапог поправляя, и в таком согбенном положении пропустить Короба мимо себя, а потом уж и пойти за ним следом. Таким уловкам земский ярыжка был обучен смолоду старшими, подьячие Земского приказа знали и умели немало, и даже дородный Протасьев, кому и в церкви-то кланяться было тяжко, тоже при нужде мог тряхнуть стариной, исхитриться и проследить за злодеем.

Короб довольно быстро зашагал к Лубянке, оттуда — по Мясницкой. Стенька поспевал следом. Наконец его подопечный с Мясницкой свернул налево и, пройдя несколько, вошел в храм Николы Угодника, что на Столпах.

Стенька подивился — есть же, кажется, у самого буйносовского двора Никола Старый! Нет же — тот угодник ему нехорош, этого подавай! Впрочем, могло быть и хуже — Николу на Москве любили и церквей Никольских понастроили почитай что полсотни, Короб мог потащиться и к тому Николе, что на Таганке, и к тому, что в Хамовниках, и даже к тому, что на Песках…

Дальнейшее ввергло Стеньку в состояние, близкое к ангельскому.

Земский ярыжка знал про себя, что неглуп, что способен на большее, чем мелких воришек на торгу гонять. И сейчас он убедился в своей неслыханной и невиданной прозорливости!

Человек, стоявший у паперти, стал махать Коробу рукой — сюда, мол, ко мне! Короб в ответ ему рукой же показал — мол, вижу тебя, спешу к тебе. Стенька прищурился и узнал в ждущем Короба мужике скомороха, одного из тех, кто при помощи конюхов ушел от облавы.

Дальше — больше!

Стенька приотстал, имея в мыслях обойти церковь кругом и явиться с другой стороны вовсе независимо, авось и удастся что-то услышать, что-то понять.

Его замысел удался куда лучше, чем было рассчитано.

Едва ли не нос к носу Стенька столкнулся и с самими конюхами.