Государевы конюхи

Узнать его было невозможно — когда человек так орет, родная мать не признает. Но этот обезумевший голос звал поочередно Тимофея, Семейку и Данилку, и напоследок он истошно приказал:

— Нав-пе-рей-мы-ы-ы!!!

— Богдаш?! — первым догадался Данилка.

— Кой черт его сюда занес? — злобно спросил Тимофей.

И лишь Семейка, соображавший, как всегда, быстрее прочих, воскликнул:

— Сказано ж — навпереймы!

Деревнин — тот вообще лишился дара речи.

— На конь! — заорал Данилка, очень довольный, что можно убраться подальше от ямы, в которой лежал кладознатец.

— Вы ступайте, ступайте! — торопливо сказал Бык. — Я его закопаю, дерниной прикрою да и пойду себе…

— Точно ли? — спросил Тимофей, а Семейка уже, подхватив фонарь, бежал туда, где были привязаны кони, и Данилка, с подсаадачником в левой руке и пистолью в правой — за ним следом.

Семейка умел прыгать в седло, едва касаясь левой рученькой конской холки. У Данилки так еще не получалось. Несколько раз товарищ показывал, приговаривая:

— Ты правой ногой-то махни, свет, вверх ее кинь, она и тулово за собой потащит!

Данилка исправно проделывал все, что велено, однако ему не удавалось даже плюхнуться брюхом на конскую спину, ухватка не давалась, хоть тресни!

Так велико было возбуждение, что наконец-то Семейкина наука дала себя знать. Может, потому, что основательно ухватиться за седельные луки, когда в руках оружие, невозможно.

Данилка и сам не понял, как оно получилось: с разворотом, с махом ноги, он подскочил, опираясь о луку седла, и шлепнулся чуть боком, и выровнялся, а времени ловить ногами стремена уже не осталось — Семейка, держа фонарь чуть ли не перед конскими ушами, поскакал лесной тропой к Троицкой дороге.

— Стойте, черти! — раздалось сзади. — Кого имать-то?!

— У Желвака спроси! — не оборачиваясь, отвечал Тимофею Семейка.

Намет тем и хорош, что плавный. Данилка, крепко держась коленями за Головановы бока, даже не пытался добраться до стремян — это означало бы задержку в погоне!

Разумеется, Семейка вырвался вперед, сзади уже скакал Тимофей, а Деревнин, ничего в этой стремительной суете не уразумевший, остался охранять Быка и котел с жемчугом.

А на Троицкой дороге гремели копыта — приближались те, кого следовало перехватить!

Конюхи выскочили на дорогу и едва нос к носу не столкнулись с Гвоздем. Если бы они всего лишь на миг задержались, то и сшиб бы Семейка лесного налетчика, смял бы копытами своего бахмата.

Но Гвоздь увидел свет фонаря и успел натянуть поводья!

Его конь вскинулся, едва не опрокинувшись на спину, развернулся на пятачке и понесся назад.

— За мной! — орал Гвоздь, и его товарищ-налетчик тоже исхитрился удержать и повернуть коня, упустив при этом повод заводного. Тот, бедолага, не понял, что творится, и как скакал, так и продолжал, заступив тем самым дорогу конюхам и невольно облегчив бегство налетчикам.

Семейка проскочил по обочине и кинулся в погоню. Данилка на скаку кое-как засунул за пояс подсаадачник и несся следом, держа над головой на манер чекана оснащенную бердышом пистоль.

Семейка бросил фонарь и догонял ближнего к нему всадника. Тот обернулся, все понял и выхватил засапожник. Конюх знал это движение и этот хват — острием назад, чтобы бить себе за спину или вбок, резко распрямляя руку. Он придержал бахмата и дождался Данилки.

— Заходим разом! — приказал Семейка.

С одной стороны дороги лес кончился, стало чуть светлее. Данилка и Семейка разом послали коней вперед и разом же почти поравнялись с налетчиком. Тот, снова обернувшись, оценил противников. Тот, что скакал, кошкой сжавшись на седле, и тот, что держал над головой топор не топор, а что-то похожее, были неравноценны. Данилка догонял слева — налетчик переложил засапожник в левую руку. Теперь его жизнь висела на волоске: либо он попадает под топор, и тогда служи панихиду, либо уворачивается, и тогда сам всаживает клык засапожника в живот врагу.

Семейка ударил бахмата плетью и почти поравнялся с налетчиком. Конь и наездник вытянулись в струнку, Семейка, рассчитав до вершка, схватил налетчика за правую ногу и резко рванул назад и вверх. Нога вылетела из стремени, но Гвоздев приятель успел ухватиться за конскую шею и не рухнул — сполз под копыта. И тут же Данилка ахнул со всей дури по опустевшему седлу.

Конь с запутавшимся в передних ногах всадником полетел кубарем. Чтобы не рухнуть, Семейка придержал бахмата. Голован же оказался сообразительнее Данилки — шарахнулся в высокие придорожные кусты по собственной воле.

— Да скачи же! Уйдет! — крикнул Семейка, потому что у Данилки-то как раз была возможность промчаться обочиной и продолжить погоню. Но парень растерялся. Вместо того чтобы позволить Головану, не теряя скорости, спокойненько проломиться сквозь кусты, он натянул поводья.

Гвоздь меж тем оказался на развилке.

Троицкая дорога была пряма, как стрела, если не свернуть, то его могли преспокойно гнать чуть ли не до самой Москвы. А там — городские ворота, стража, там те, с кем Гвоздю встречаться не с руки.