Государевы конюхи

— Врать не стану — не знаю. Может, и впрямь клад? — Бык всем видом выразил недоумение. — Тут ведь и впрямь поклажа схоронена. А с чего он взял, будто она на двенадцать голов заговорена — этого не знаю. Поклажа еще с польских времен лежит, и когда ее клали — точно покойников рядом закопали. Покойниц…

— Баб, что ли? — удивился Тимофей.

— Трех инокинь. Кто их с котлом жемчуга выследил — не скажу, не знаю, а всех трех, бедненьких, порешили. Плохой это клад, мало было той крови, что в него сначала пролилась, еще и этот пес добавил…

— Три инокини? — переспросил Данилка. — Да про него же Третьяк толковал! Это какая-то девичья обитель инокинь схоронить жемчуг послала!

— Ты откуда про клад доподлинно знаешь? — приступил к Быку Деревнин.

— Аль я не ведун?

Бык сказал это с такой убежденностью, что и не поспоришь.

— Видывали мы у себя в приказе ведунов, — буркнул Деревнин. — Вечно какая-нибудь старая ведьма кашу заварит, научит глупостям молодых женок, а потом на виске всю Москву оклевещет! Даже в самый Верх забираются, мастериц из царицыной Светлицы смущают. Принесет такая дурища с собой корешок, в платок увязанный, да потеряет, да потом поди докажи, что это она не царицу с царевичами извести хотела!

— Я глупостями не занимаюсь, — отвечал Бык, — я людей лечу. А коли не веришь — так вот лопаты, попробуем копнуть на указанном месте. Клад неглубоко лежит, аршина полтора, я думаю.

Деревнин ничего не ответил, а повернулся к конюхам.

В Смутное время и впрямь вокруг Москвы понапрятали поклаж. То и дело ведомо становилось — такой-то дедову избу поднимал, менял подгнившие венцы, да и напал на горшок с деньгами, такой-то ехал узкой дорогой на телеге, задел за гнилую корягу, из земли выворотил — а там целая корчага с серебром! Сыскать клад — это была общая мечта, и Деревнин время от времени этой мечте поддавался…

А конюхи — те и подавно!

Уж они-то знали, как много разбойных шаек орудует на Стромынке, от Москвы до Владимира и дальше — до Нижнего Новгорода. И о том, что добытое грабежом имущество сберегается в потаенных местах, обозначенных приметами, тоже знали.

— А что? — спросил молодцов Деревнин.

— А это мы разом! — воскликнул Тимофей.

И непонятно было — то ли он, как и всякий разумный человек, хочет разбогатеть, то ли опозорить ведуна.

Данилка подхватил с травы лопату.

— Где копать-то? — спросил.

— А вот тут, — Бык указал пальцем.

— Ироды! — заорал кладознатец. Ему удалось выплюнуть затычку и даже рвануться, но Семейка, хоть и следил внимательно за возней вокруг клада, сразу и решительно пресек попытку бегства. — Пропади он пропадом, этот клад! Под землю уйди! Из земли из поганской, из-за моря Астраханского ползет ползун, выползает! К поклаже приставников назначает!..

— Ну, Господи благослови клад взять! — перешибая зычным голосом крик Абрама Петровича, возгласил Деревнин.

— А-аминь! — грянул на весь лес Тимофей.

Две лопаты вонзились в дерн, просекли слой спутанных корней.

— Пласт-то откидывай! — велел Данилке Тимофей.

— Православных не допускает! И лежать бы тебе, ползуну, не вставать, не сходить!.. — отчаянно вопил кладознатец. — Клад из нутра земли не пускать, не давать!..

— Заткни ему рот, пока сатану призывать не стал, — велел Деревнин Семейке.

Тот, не мудрствуя лукаво, выдернул еще один клок травы вместе с корнями и запечатал крикуну уста. На сей раз куда основательнее.

Пространство в четыре аршина расчистили быстро. Дальше работа пошла споро — земля так и летела. Бык стоял с фонарем и светил копальщикам.

— Стой, — негромко приказал он.

Склонился над ямой, и Данилка мог бы побожиться, что принюхался…

— Вот тут, левее…

И «Отче наш» самый поспешный богомолец не успел бы прочитать, как лопата звякнула о железное.

— Ну вот, с Божьей помощью, и взяли, — Бык перекрестился. — Нечего ему там лежать, людей смущать!

Данилка прыгнул в яму, подкопал и вытащил не так чтобы огромный, но и не маленький котел с крышкой.

Кладознатец, удерживаемый Семейкой, мычал, бился, пахал землю ногами.

Тимофей принял котел и поднес Деревнину.

— Снимай-ка крышку сам. Чтобы потом на нас не клепать!

Бык тут же подошел с фонарем.

Подьячий не сразу справился — крышка приросла, пришлось подковырнуть ножом. Но наконец он сбросил черный чугунный круг на траву — и пошатнулся, как бы глазам не веря.

— Жемчуг!

— Он самый! — подтвердил Бык. — Ох, и много он крови выпил за эти годы!

— Много, — согласился Тимофей.

Деревнин поставил котел наземь и повернулся к Семейке.

— Надобно отсюда выбираться. У кого веревка есть — давайте, или пояс, что ли! Этого еретика связать и…

— Незачем его связывать, — сказал Семейка.

Данилка не видел в темноте его лица, и потому он удивленно поглядел на Озорного в надежде услышать что-то вразумительное.

— Точно, что незачем, — хмуро подтвердил Тимофей.

Тут до Данилки дошло, что они имели в виду.