Иностранцы, посещавшие Россию, очень хвалили русскую артиллерию того времени. Флетчер, подчеркивающий темные стороны Московского государства, полагает, что ни у одного христианского государя его времени не было такой прекрасной артиллерии, как у московского царя. Другие иностранцы удивлялись множеству орудий и снарядов, найденных в крепостях Полоцке и Великих Луках, по взятии их Стефаном Баторием. Нередко, однако, в крепостях недоставало пороха; именно по этой причине крепость Невель сдалась полякам. Благодаря хорошей артиллерии московские воеводы успешно отстаивали свои крепости. При защите крепостей они проявляли большую стойкость и искусство, какого не хватало им для сражений в открытом поле. Чтобы возместить этот недостаток, изобретена была особая подвижная крепость, гуляй-город, следовавшая за войском в походах. Эта крепость-обоз, по описанию дьяка Ивана Тимофеева, была «яко град, тончайшими досками соделан, щитоподобно, в ограждение верным»; она состояла из двух деревянных стен, защищавших воинов спереди и сзади; в стенах были сделаны отверстия, в которые выставляли дула орудий и пищалей; при передвижениях войска эту деревянную ограду разбирали на составные части и перевозили на лошадях.
В открытом поле русские войска часто терпели поражения, обнаруживая неумение сражаться, отсутствие искусных вождей, полный недостаток дисциплины. Одной из главных причин военных неудач Ливонской войны было вооружение, составлявшее самую слабую сторону русского войска и не годившееся уже для войны с западными соседями, поляками и шведами. В семидесятых годах дети боярские, имевшие пищали, составляли самое незначительное меньшинство среди массы, не имевшей огнестрельного оружия; оно было в то время почти исключительно достоянием стрельцов. Но и эти немногие пищали были очень тяжелы, стреляли небольшой пулей и крайне неудобно заряжались. Обычное вооружение составляли лук, сабля, реже – копье, затем панцирь, железная шапка, или шелом. Весь прибор к луку, налучье, колчан и стрелы назывались «саадаком». «Быти ему, сыну боярскому, – читаем в десятне 1577 года, – на службе на коне, в панцире, в шеломе, в саадаке, в сабле, с копьем, да за ним два человека на конях, в панцирях, в шапках железных, в саадаках, в саблях». Некоторые дети боярские вместо панциря имели кольчугу или бехтерец (род кольчуги). Беднейшие дети боярские и их люди шли на войну без доспехов, в одном «тегиляе», кафтане, подбитом пенькою или хлопком, с высоким стоячим воротником и короткими рукавами. Вооружение богатых дворян и воевод, по свидетельству иностранцев, отличалось большой роскошью и великолепием. Военачальники надевали на себя булатную броню и поверх нее одежду (тягиляй или приволоку) из золотой парчи, атласа или бархата с опушкой горностаева меха; богато изукрашенны были их мечи, колчаны, седла и конская сбруя. Во время псковской осады из Пскова выезжали воеводы в золоченых шлемах, атласе и бархате. К концу XVI столетия огнестрельное оружие получает большее распространение среди дворянской конницы. По десятне Ряжского уезда 1594 года большая часть детей боярских должны были служить государеву, цареву службу с пищалями. Однако пищали и карабины не вытеснили совершенно луков даже в половине следующего столетия; по десятне 1647 года многие дети боярские служили по старине с одними саблями и саадаками[93].
Иностранцы, посещавшие Россию, приходили в изумление от выносливости и неприхотливости дворян и их людей во время походов. «Думаю, – говорит англичанин Чанслор, – нет под солнцем людей, способных к столь суровой жизни, какую ведут русские. Хотя они проводят в поле два месяца после того, как земля замерзнет уже на аршин, рядовой воин не имеет ни палатки, ни чего-либо иного над головой; обычная их защита против непогоды – войлок, выставляемый против ветра и бури; когда навалит снегу, русский воин сгребет его и разведет огонь, около которого ложится спать. Так поступает большинство из них, за исключением знатных, доставляющих себе на собственный счет другие припасы. Но и эта жизнь в поле не так изумительна, как их суровость; каждый должен добыть и привезти корм для себя и для своей лошади на месяц или на два; хозяин нередко живет на воде и овсяной муке, перемешанной с солодом, лошадь его должна питаться ветвями и тому подобным». Флетчер также удивляется выносливости русских воинов: «Если бы русский солдат с такой же твердостью духа исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду или труд, или столько же был бы способен и привычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь он много уступает им и в храбрости, и в самом исполнении военных обязанностей. Что бы можно было сделать с этими людьми, если бы они были выучены дисциплине, искусству цивилизованных войск. Если бы московский великий князь имел в своей стране людей, которые могли бы научить этим двум вещам, то, я думаю, лучшие и сильнейшие христианские государи не могли бы соперничать с ним»[94].