Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Адмирал Бирилев, будучи совершенно глухим, даже не пытался присоединиться к дебатам; генерал Редигер не проронил ни одного слова. Только Столыпин и Коковцов старались придать серьезный и достойный характер заседаниям, ясно и компетентно докладывая о делах своих ведомств, но они привлекали лишь поверхностное внимание своих коллег. Что касается меня, то я чувствовал, что мои усилия перебросить мост через пропасть, отделяющую правительство от Думы, были обречены на неудачу и в глазах Горемыкина и его друзей создали мне репутацию опасного либерала, которого необходимо обуздать во что бы то ни стало».

Странная линия поведения, принятая Горемыкиным, не сотрудничать с Думой и не вступать с ней в борьбу, но, так сказать, бойкотировать ее скоро принесла свои плоды.

Малейшая попытка со стороны правительства искренне сотрудничать с Думой была бы встречена одобрением и симпатией в широких кругах умеренных либералов во всех частях страны, в то время как обратная политика вплоть до роспуска Думы могла в конце концов удовлетворить реакционеров и, может быть, буржуазию, которым надоело революционное возбуждение и которые всегда были склонны прибегнуть к применению силы. Но и «непротивление злу», если придерживаться терминологии Толстого, которое практиковал Горемыкин, рассматривалось как проявление слабости и имело своим последствием непоправимое дискредитирование правительства в глазах самых широких общественных кругов России.

К концу июня общее отсутствие доверия к кабинету Горемыкина обнаружилось наиболее ярко после следующего случая.

Правительство, нуждаясь в средствах для организации помощи населению, пострадавшему от неурожая, решилось впервые представить Думе законопроект, предусматривавший открытие кредита в 500 млн рублей.

Дума сократила этот кредит до 15 млн рублей, предоставляя его на один месяц, а Государственный Совет, в котором Горемыкин рассчитывал найти поддержку для восстановления первоначальной редакции законопроекта, согласился с Думой, что означало полное отсутствие доверия к правительству. Этот вотум недоверия явился серьезным ударом для Горемыкина и окончательно уронил престиж его кабинета даже в глазах консервативной партии.

«Ясно видя невозможное положение, в котором находилось правительство, я взял, — говорил Извольский, — на себя смелость использовать мои личные отношения с некоторыми из членов умеренно-либеральной партии в Думе и в Государственном Совете, чтобы посоветоваться с ними, в надежде найти какой-нибудь выход из затруднений.

Наши переговоры, к которым мы привлекли и Столыпина, становились все более интересными день ото дня и убеждали меня в возможности установить взаимное понимание между правительственной властью и народным представительством.

Я решил наконец открыть глаза государю на опасность положения и сообщить ему о результатах моих переговоров.

Дело это было трудное ввиду противоречия его со всеми бюрократическими обычаями; император легко мог отказаться выслушать мнение министра иностранных дел по вопросу, который, строго говоря, не касался его ведения, но в этом случае я решил без всякого промедления подать в отставку.

С большими предосторожностями я пригласил к себе на дом небольшую группу моих политических друзей, и мы вместе составили докладную записку, представление которой императору я принял на себя на первой же аудиенции, которая будет дана мне в Петергофском дворце.

Автором этой докладной записки был Львов, молодой депутат большого таланта, принадлежащий к умеренно-либеральной партии.

Я привожу документ этот in extenso², так как он обрисовывает наиболее полно положение, в котором находилась Россия в это время.

„Отношения между Думой и правительством, которое представлено Советом министров, совершенно ненормальны и создают действительную угрозу установлению порядка в империи. Всякие сношения между Думой и правительством прерваны, и между ними легла пропасть, созданная взаимным недоверием и враждебностью.

Ясно, что такое положение вещей устраняет всякую возможность какой бы то ни было творческой работы. Эта разобщенность проистекает прежде всего из состава министерства, который совершенно не отвечает требованиям современного политического положения. Личный состав министерства выбран из среды бюрократии, и это вызывает к нему глубокое недоверие со стороны широких общественных кругов.

Это та самая бюрократия, которая повинна во всех бедах, постигших Россию, — в беспорядке и разрушении, царящих дома, точно так же как в неудачах японской войны, и нельзя отрицать, что эти упреки — правильны они или нет — будут всегда направляться против всякого бюрократического министерства.

Настоящий кабинет не только не стремится рассеять это неизбежное недоброжелательство, но увеличивает его целым рядом ошибок. Более того, всякое министерство, составленное исключительно из представителей бюрократии, неизбежно обречено на отсутствие доверия со стороны представительных учреждений, без которого невозможно приобрести необходимый авторитет в их глазах.