Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Думская оппозиция (ее ядром были кадеты, их лидер Милюков) во всем обвинила историческую власть, поставив во главу угла свою аграрно-земельную проблему, основанную на принципе «отчуждения». Получалось весьма красочное полотно, а именно: Дума (кадеты) встала за народ, за наделение крестьян землей, ликвидацию аграрного перенесения центра, базы империи, а тупое правительство во главе с «полковником» воспротивилось, разогнало «мужицких заступников». Но при более пристальном рассмотрении оказывается все далеко не так, как изображали кадетские декларации. Подчеркиваем — «декларации», ибо разработкой, готовой к немедленному практическому воплощению в жизнь, кадеты не обладали. Это показали уже прения в Первой Думе (о чем речь шла выше). Эту же декларацию кадеты защищали позже во Второй Думе.

Перевод кадетских аграрных деклараций в практическую плоскость означал переход к крестьянам только трети частновладельческих земель крупных помещиков, владельцев боярских вотчин, при сохранении основ помещичьего землевладения. Проведение крупной выкупной операции путем списывания на крестьян помещичьих долгов, ибо редкое имение не было перезаложено в Дворянском банке, продажа земли (переход за выкуп) по ценам, устанавливаемым властью (банками) по ценам выше рыночных, растягивание всей кампании «отчуждения» до греческих календ (минимум на полвека по опыту реформы 1861 г.); сохранение государственного (элитарного господского) контроля над всей операцией плохо связывалось с заботой о мужике. Такие деятели, как Столыпин (государственники, сторонники государственного контроля над экономикой, также государственного ее регулирования, сохранения казенных земель, заводов, дорог и пр.), были правы, когда указывали, что между правительственным курсом развития деревни, страны в целом и кадетскими подходами (то есть практическими предложениями, а не выборными декларациями) существенной разницы не было. Ведь правительство в принципе соглашалось с «отчуждением». Выше мы оговорили это при освещении работы Особого совещания в Царском Селе (апрель 1906 г.).

Подлинной причиной роспуска кадетской Думы был не аграрно-крестьянский вопрос, а борьба за власть, за всю полноту власти. К этому стремились кадеты, используя при этом крестьянскую карту. Кадеты были убеждены, что царизм доживает последние дни, он агонизирует.

Это они провозгласили накануне созыва Думы, за это семьдесят дней боролись в Таврическом дворце, не идя ни на какие уступки, компромиссы, которые по мнению господ Милюковых весьма вредны, ибо могут продлить дни монархии Романовых.

Кадеты имели в своих руках не только думское большинство, но и сторонников в Государственном Совете и даже в самом «реакционном» правительстве Горемыкина.

Конфронтация Думы с властью усилила разногласия в кабинете министров. Они имели далеко идущие последствия. Министр иностранных дел А. П. Извольский¹ указывал, что кабинет Горемыкина имел разнородный характер. Чем более члены кабинета узнавали друг друга, тем яснее обнаруживалось различие их мнений, которое препятствовало достижению единства в разрешении вопросов, предложенных на рассмотрение. Извольский и Столыпин образовали в кабинете левое крыло, оппонируя премьеру. Приведем многостраничное свидетельство министра иностранных дел Извольского:

«Горемыкин, который афишировал свое чрезвычайное олимпийское спокойствие и который, видимо, забавлялся своей ролью, не скрывал отсутствие уважения не только по отношению к Думе, но даже к Совету министров, рассматривая это учреждение как бесполезное новшество и давая понять своим коллегам, что он созывает их просто для выполнения пустой формальности.

Каждый может легко вообразить себе, что представляли собой заседания Совета министров при таких условиях: Горемыкин председательствовал со скучающим видом, с трудом снисходя до замечаний по поводу мнений, высказываемых его коллегами, и обычно заканчивал дебаты заявлением, что он хотел бы представить свое мнение императору для решения. Если кто-нибудь обращал его внимание на тревожное положение дел в Думе и на дурное впечатление, которое это может произвести в стране, он отвечал, что все это „наивно“, и цитировал крайне правые газеты, субсидируемые им самим, в качестве доказательства, что все население предано монархической власти и что поэтому он не придает значения тому, что происходит в Таврическом дворце.

Крайне реакционные министры — князь Ширинский-Шихматов и Стишинский — хранили оскорбленный вид и, когда высказывали свое мнение по различным вопросам, никогда не упускали случая прибавить, что правительственная деятельность станет возможной не раньше, чем будет восстановлена самодержавная власть.

Шванебах проводил время в нескончаемых нападках на графа Витте и на предшествовавший кабинет, никогда не забывая после каждого заседания посетить австрийское посольство, где он рассказывал о деталях дебатов своему другу барону фон Эренталю, и на следующее утро, несомненно, его рассказ становился известен Вене и Берлину.