Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Решение императора не только распустить Думу, но в то же самое время поставить Столыпина во главе правительства вместо Горемыкина было поистине coup de theatre⁷, которого никто не ожидал, и меньше всего сам Горемыкин. Это нужно отнести на счет личной инициативы Николая II, надеявшегося этим путем ослабить впечатление, которое произвел в стране роспуск Думы. В действительности это назначение постигла судьба полумер: оно не удовлетворило никого. Партии оппозиции, не исключая и умеренных либералов, рассматривали этот акт как прелюдию к полному уничтожению Манифеста 1905 г., в то время как реакционеры, раздраженные отставкой Горемыкина, которого они считали жертвой, враждебно относились к назначению человека, связанного, по их мнению, с либеральными движениями.

Что касается Столыпина, то он был застигнут совершенно врасплох. Он работал вместе со мной, с величайшей искренностью подготовляя возможность образования коалиционного кабинета, в котором был готов занять второстепенное место под руководством человека, пользующегося доверием Думы, но не считал себя достойным принять роль главы правительства. Момент был слишком критический, чтобы с его стороны было проявлено какое-либо колебание, и после роспуска ему ничего не оставалось, как принять возлагавшуюся на него тяжелую обязанность. В то же самое время он принял ее при условии, что два министра, Стишинский и Ширинский-Шихматов, наиболее одиозные из-за своих реакционных настроений, были бы уволены в отставку. Он также удержал за собой право изменить в дальнейшем состав кабинета, введя в него членов Думы и Государственного Совета в соответствии с нашим общим планом.

Положение было бесконечно усложнено неосмотрительным поведением, которое было принято подавляющим числом депутатов, поведением, которое я всецело отношу на счет кадетской партии, так как эта партия действительно руководила Думой.

В этом случае, как во многих других, лидеры партии, и особенно Милюков, к несчастью, вели себя как доктринеры, лишенные здравого смысла и понимания практической стороны политического воздействия, так как их партия способна была играть в этих условиях некоторую роль, которая, несомненно, привела бы их к власти, если бы они могли расценить создавшееся положение с должной умеренностью и спокойствием».

В указе о роспуске Думы назначался созыв новой Думы на 5 марта 1907 г.

Это предуказание характеризовало акт императора как правомерный для всякого конституционного монарха, в полном соответствии с Манифестом 1905 года. Единственным недостатком было отсутствие даты новых выборов, но и эта формальная ошибка вскоре была исправлена. Таким образом, акт 21 июля не был сам по себе конституционным. Простой здравый смысл говорит, что это было к вящему успокоению кадетской партии, так как означало явный ее успех на последующих выборах, образование ею большинства во Второй Думе и создание по отношению к правительству «оппозиции его величества».

Таковы были события, которые имели свой отзвук за границей, особенно в Англии.

Как раз во время роспуска Думы ее делегация находилась в Лондоне, принимая участие в межпарламентской конференции. Извольский свидетельствует далее: «Приветствуя эту делегацию, британский премьер-министр, который только что узнал о событиях, произнес следующие слова: „Дума умерла, да здравствует Дума!“ Кэмпбелл-Баннерман, конечно, намеревался высказать этой фразой свое мнение, что роспуск — это совершенно нормальный акт, не являющийся выступлением против Думы как учреждения. Но из-за незнания конституционных законов нашими правительственными кругами это восклицание было расценено как вызов и дерзость, направленные против императора.

Мне стоило большого труда внушить моим коллегам и убедить самого императора, что Кэмпбелл-Баннерман только перефразировал поговорку, которая выражала в предреволюционной Франции незыблемость монархического принципа: Le roi est mort: vive le roi!»⁸

Вместо того чтобы принять путь, указанный английским первым министром, кадетские лидеры призвали большую часть депутатов сделать весьма необдуманный шаг. Сто девяносто членов Думы собрались в Финляндии под председательством Муромцева и подписали призыв к русскому народу, который известен как Выборгское воззвание.

Есть другая версия, она принадлежит С. Е. Крыжановскому (статс-секретарю, вице-министру внутренних дел)⁹: «Со слов Столыпина мне известно, что государь поручил ему переговорить с кадетами и другими общественными деятелями. Переговоры велись, причем роль сводни играл А. П. Извольский, чувствующий призвание к положению парламентского министра и, как говорили, выговоривший себе место в кадетском кабинете. По крайней мере, он самолично привез к Столыпину Милюкова. Как относился Столыпин к этой затее в ее начале, не знаю; впоследствии он говорил, что исполнял лишь волю государя, но никогда не согласился бы ни на какие совместные действия с кадетами. Во всяком случае, переговоры кончились ничем, и стало ясно, что Думу необходимо распустить.