Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

⁴ Статья Льва Тихомирова (Новое время. 1906. 22 сент.). Автор в прошлом террорист, член исполкома «Народной воли», затем теоретик монархизма, автор известного труда «Монархическая государственность» (СПб., 1907).

⁵Ольдербург С. С. Указ. соч. С. 381.

⁶ См.: Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 3–5; С. С. Ольденбург так назвал второй том своего труда о царствовании Николая II.

⁷Ольденбург С. С. Указ. соч. Т. 2. С. 127.

⁸Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 4.

⁹Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 13.

Для оценки всех событий переворота важно следующее признание Крыжановского:

«2 июня закон и все таблицы были готовы и отправлены в Петергоф с бывалым человеком, передавшим их камердинеру Государя для представления Его Величеству. Вечером утвержденный Его Величеством закон был уже у Столыпина а Елангинском дворце. Все было сделано с полным соблюдением тайны и с чрезвычайной быстротой. В 8 часов вечера новый закон был утвержден Его Величеством, который вернул его с весьма решительной запиской (она гласила „пора треснуть“), а в 10 часов сдан в сенатскую типографию и утром продавался уже на улицах. Трудный вопрос, как обнародовать новый закон, изданный помимо Думы и Совета, был просто решен обер-прокурором Н. А. Добровольским. Он распорядился припечатать закон в Собрание уложений, а определение об обнародовании его дать подписать сенаторам впоследствии совместно с другими. Все подписали без разговоров, приняв закон „как упавший с неба“, по выражению одного из сенаторов. Всем стало ясно, что другого исхода нет. Внесение закона в Думу было невозможно, обсуждение же его в каких-либо особых совещаниях, к чему клонили некоторые из власть имущих, было бы явно бесполезно, так как этим путем невозможно было бы провести ничего цельного <…>

Впрочем, в этом не было ничего особенного, так как при множестве опубликовываемых законов обер-прокурор имел от Сената частное полномочие распубликовывать бесспорные, не выжидая рассмотрения их Сенатом. Оппозиция впоследствии трактовала этот случай с большим негодованием. Но примечательно, что как только ее вожди вошли в состав Временного правительства, так первым же делом прибегли к изданию законодательного свойства правил без предварительного опубликования их Сенатом».

Правительственная декларация. Вопрос о форме государственного строя России

Во втором заседании Государственной Думы внесено было от имени 243 членов будущего большинства предложение «о поднесении государю императору всеподданнейшего адреса». Думские фракции, начиная с крайних правых и кончая крайними левыми, воспользовались прениями об ответном адресе для того, чтобы выяснить свою программу и свое отношение к важнейшим вопросам русской жизни. На первом плане, конечно, стоял вопрос о том, что же из себя представляет Россия после «государственного переворота» 3 июня: есть ли Россия — конституционная монархия или у нас существует тот своеобразный государственный строй, который Готский альманах определил «конституционной монархией при самодержавном государе» и который впоследствии определился устами умеренно правых и октябристов расплывчатым и неопределенным термином — «представительный образ правления».

Речь шла об адресе государю, о его титуле. Составление адреса было поручено в заседании 8 ноября 1907 г. комиссии из 18 лиц. Председателем был избран А. И. Гучков и докладчиком известный адвокат Плевако. Комиссией был выработан текст, в котором выражалась благодарность за дарованное России право народного представительства, упроченное Основными законами империи, и давалось обещание «приложить все силы, опыт и знания, чтобы укрепить обновленный Манифестом 17 октября государственный строй»¹.

Защищая этот текст, А. И. Гучков заявил: «Я принадлежу к той политической партии, для которой ясно, что Манифест 17 октября заключал в себе добровольный акт отречения монарха от прав неограниченности. Для нас несомненно, что тот государственный переворот, который был совершен нашим монархом, является установлением конституционного строя в нашем отечестве».

Одновременно лидер октябристов утверждал, что они «не видят в установленной у нас конституционной монархии какого-нибудь умаления царевой власти», а видят «освобождение» государя «от придворной камарильи».

Кадет Капустин говорил, что учреждение законодательной Государственной Думы есть коренной признак того, что называется в государственном праве конституционным строем. «Мы, — сказал Капустин, — желаем конституционного строя, и никакого лукавства, никакой увертки с нашей стороны нет, но в адресе, направляемом государю императору, мы должны употреблять такие слова и выражения, которые свойственны нашим государственным актам. Может быть, было бы еще преждевременным назвать существующий у нас строй полным конституционным строем в европейском смысле, но мы имеем его сущность, и эту сущность надо укрепить»².